Судя по единственному их разговору, который я слышал, я представлял себе, до какой степени робок и деликатен был Вася. Может быть, если бы он настоял на том, чтобы они поженились сейчас же, она полюбила бы его всерьез. Но он не решался. Он очень боялся оказаться навязчивым и оскорбить ее.
Продолжалась игра, милая и приятная игра в любовь, разговоры на закате, твердая уверенность в Васькиной преданности, кажущееся знание всего самого сокровенного друг о друге. А время шло, и, вероятно, именно сейчас настала для Ольги пора полюбить.
Если бы в эту минуту она встретила Мисаилова, она, может быть, полюбила бы его главной любовью в жизни. Но Мисаилов был уже старым знакомым. Про него было все известно, а чтоб влюбиться, нужно, наверное, и любопытство к человеку. Ничего в Васе не было неожиданного. Прогулки с ним, закаты над Водлой, разговоры — все это было как спектакль, сыгранный двести раз, когда актер уже знает точно, где публика вздохнет и где зааплодирует и в котором часу он сможет сесть сегодня за ужин.
Тут появился Булатов. Наверное, многое в нем ее раздражало и многое казалось смешным. Иначе она прибежала бы к нам, она сказала бы все Мисаилову. Но не было оснований тревожиться и рассказывать было нечего. Предательство подготовлялось в тишине, незаметно ни для кого, в том числе и для нее самой.
Глава двадцатая
РАЗГОВОРЫ И РАЗМЫШЛЕНИЯ
И вот воскресным утром встретились за столом Дмитрий Валентинович Булатов и «Васька Мисаилов с товарищами». Если бы Булатов посмел хоть как-нибудь выразить презрительное к нам отношение, ох, с какой яростью встала бы Ольга на нашу защиту! Но он был вежлив и дружелюбен, а мы откровенно враждебны. В защите нуждался он. С самого начала мы были невежливы. Когда же мы вдруг, без всяких причин, отказались идти на охоту, это была такая очевидная, ничем не вызванная грубость, что Ольге стало просто стыдно за нас.
Была в этом эпизоде и другая сторона. Ольга знакомит с новым человеком старых друзей. Старые друзья, которых она любит и которыми гордится, показывают себя, как нарочно, с самой плохой стороны. Этим унижена прежде всего сама Ольга. Если плохи ее друзья, значит, плоха и она. Ей было стыдно за себя. За это она сердилась на нас и была вправе сердиться.
Она пошла на охоту вдвоем с Булатовым нарочно, чтобы показать нам, что мы вели себя возмутительно и что она не хочет считаться с нашими капризами. Она, однако, очень обозлилась бы, если бы Булатов хоть чем-нибудь дал понять, что заметил нашу грубость. Но он не только не подчеркивал ее, а, наоборот, говорил о нас дружелюбно, без всякой иронии, тоном, который казался искренним. Она ему была благодарна.