Аукцион (Сазанович) - страница 20

Учительница: Вообще это неправильно, незаконно. Безнравственно!

Парень: Вот сейчас как ухнет у тебя перед носом, тогда, гражданочка, о законе ты и не вспомнишь. Он уже тебе ни к чему будет. Уже там будешь свои права качать (показывает пальцем вверх).

Пьяница: Ладно, сдаюсь! (поднимает руки вверх). Только ничего вы у меня не найдете, а ничегошеньки. Разве что початую бутылку, которую мы с попугаем и его хозяюшкой… того. Так я ее честно вам и показывал. И честно предлагал присоединиться. А то, чего вы ищите… Оно не то что не ухнет, его и потрогать нельзя, и в руки взять.

Парень: Да что это, черт побери!

Учительница: Объясните, пожалуйста, во избежании всяческих недоразумений. Имейте совесть!

Пьяница: Лучше бы я ее не имел. Ведь из-за нее, я здесь и ошиваюсь. Да, совесть я, подлюга, решил продать. Вот так то. Может это единственное, что у меня осталось. Ни угла своего, ни работенки какой. В общем одно, что я, подлюга и сволочь, могу продать.

Попугай: Все сволочи! Ты не подлюга! Не подлюга!

Эмансипатка(хохочет): Интересно, как это у подлюги и сволочи может быть совесть?

Бизнесмен: Но еще интереснее, как это ее можно продать?

Пьяница: Да запросто! Ведь все, все на свете продается! Чего вы удивляетесь, словно и не знали. По глазам вижу – знаете. Вон, мозги на запад почти даром сплавляют! А за государственные секреты, знаете, сколько отваливают? Да и телом торговать не брезгуют… То-то и оно! Так почему я не могу продать совесть. И не за границу же! Не капиталистам проклятым. А своим соотечественникам. Может, какому бедолаге и пригодится.

Девушка: Какой бедолага вряд ли на нее позарится. У бедолаги такого добра у самого хватает. В избытке.

Пьяница: Может оно и так. Но и мне она ни к чему. Как она меня достала, чертовка (стучит по груди)! Мучит, словно изверг какой. Душит будто змея. По ночам спать не дает! Ну, я ее вином заливаю, топлю, значит. А она, словно дятел, по утрам стучит в голову, будит, значит. А каково с похмелья, так больно! А по вечерам, бывает, вот здесь скребется, будто крыса. (Вновь бьет в грудь). Уже всего исцарапала. Я раны вином дезинфицирую. Легчает. Но ненадолго. Из-за нее, можно сказать, я все потерял. И пить начал. Ведь я боксером был! Да, да! Нечего удивленные рожи корчить! Я таким рожам в свое время, знаете, как отваливал! И между прочим один шаг был до мирового уровня! Так эти сволочи, мне такие бабки предложили, чтобы я сдался! Редкий бы парень отказался! Но у меня эта, проклятая (Опять стучит кулаком в грудь), как завопит! Мол, не смей продаваться! Лучше в канаве умереть, чем им проклятым поддаться! Ну, я и не поддался! И выиграл, так они у меня тут же допинг обнаружили, сделали так сказать вторую пробу и лишили всех былых заслуг, какие только были, и какие только могли быть, и вытурили с позором из бокса. Вот в канаве я и оказался, как эта совесть и велела. А мог бы на «Мэрсе» разъезжать и бургундское в парижских отелях распивать. Вот так. Все по ее милости пошло на перекосяк. А силище-то у меня какая была!