Это тоже нравилось сэру Конраду. Он мог делать все, что угодно, а мог просто спариться с девушкой, чего ему как раз сейчас и хотелось. Быстро, без всяких затей, с облегчением. И как всегда, впустив его внутрь, Лалли прикрыла глаза в полном восторге.
Отдаваться ему было ее главное удовольствие.
Просто идеальная наложница...
Потом молча лежала рядом, снова гладила грудь, как он и любил.
— А что это ты притащила? — лениво указал граф на груду материи.
— Ее милость графиня приказала сшить белье новому господину.
— Кому?!
— Господину... Роланду.
— А! Графиня очень добра... Ты сейчас от нее?
— Нет... — тут девушка запнулась. — Я работала в нашей комнате. С Эльфридой. Мы кроили вместе...
— А что делает графиня?
— Ее милость заняты... — Лалли прикусила губу. — С сэром Роландом.
— Что?! — лорд Арден невольно вздрогнул, но тут же расслабился и рассмеялся. — Поистине — два сапога пара... Что значит тридцать лет вместе — мы даже изменяем друг другу одновременно!
И он откинул голову на постель, тихо продолжая смеяться.
Сцена в другой половине дома была куда более драматичной.
Едва сумев вытащить Роланда, окаменелого от стыда и горя, из гардеробной, Леонсия уложила его в свою кровать и безуспешно старалась вывести из ступора.
— Ну, успокойся, милый! — умоляла она, целуя.
Успокойся, ничего не случилось. Это я во всем виновата, опоила тебя...
— Зачем?! — в ужасе шептал он.
— Я не нарочно. Это вино должно было только помочь тебе. Помочь забыть все плохое. Почувствовать себя лучше, свободнее... Это гашиш, восточное снадобье, совсем небольшая доза.
— Как я мог!.. — не слушая, рыдал юноша. — Господи, как ты мог это допустить!
— Да успокойся ты! Милый, ну, перестань! — Леонсию, несмотря на трагичность положения, почти разбирал смех: — Не произошло ничего плохого. Посмотри на все с другой стороны.
— Во-первых, ты стал мужчиной.
Эта мысль, кажется, дошла до него. Рыдания стали тише. Это был его первый раз, с сочувствием поняла графиня. Бедный девственник семнадцати лет...
— Во-вторых, ты доставил мне удовольствие.
Роланд так удивился, что замолчал. Удовольствие?! Это... бесчестие было ей приятно?..
— Вы... не оскорблены, миледи? — осмелился спросить он.
Ничуть, — уверила его леди вполне серьезно.
— Так вы... простите меня? — робко выговорил Роланд, немного придя в себя. Настолько, чтобы осознать, что он лежит на кровати дамы голый, как Адам, а она нежно прижимается к нему и тоже едва одета.
При дневном свете он мог рассмотреть ее прелести и, как ни ново было такое зрелище, невольно сравнить ее тело со своим. Старше его, конечно, в матери ему годится, господи боже мой, у нее ведь дети почти его возраста, а какая красивая! Полные белые плечи, круглые груди, тяжелая нога, закинутая на его костлявое бедро. Не более и не менее чем языческая богиня, что забавляется со смертным! У земных женщин не может быть такой нежной кожи (откуда было знать Роланду, сколько притираний готовили для царицы бессчетные арабские и индийские лекари)!