– А мне все больше нравятся его волосы, – пробормотала Мария, не отрывая взгляда от своего подопечного. Он сидел перед камином в кресле с высокой спинкой, и колеблющийся свет делал его точеное лицо похожим на мраморное. Он еще никогда не выглядел таким… красивым. Таким представительным. Таким… надменным и самоуверенным, совсем не похожим на того человека, который всего несколько минут назад положил ее ладонь себе между ног и назвал шлюхой.
Она не шлюха, черт бы его побрал! Она не… Хотя на какое-то мгновение, когда тепло его тела и его реакция на прикосновение ее ладони дошли до ее сознания, она почувствовала себя шлюхой. Да и сейчас чувствует… Господи, дай ей силы.
– Я одела его во все лучшее. Он всегда любил нарядиться. Потратил целое состояние на лондонских портных, а ткани ему привозили прямо из Китая. Выглядит внушительно, правда?
Герцогиня Салтердон остановилась перед креслом внука. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, а затем он сухо сказал:
– Прошу прощения, что не встаю, ваша светлость. Вы должны понимать…
– Разумеется. Единственное, чего я не понимаю, – почему ты на меня сердишься.
Он помедлил с ответом. Постороннему могло показаться, что разговор, которого он счел бы за благо избежать, оставляет его равнодушным. Но это было совсем не так.
Он был внутренне сосредоточен и несколько раз повторял фразу про себя, чтобы произнести ее уверенно и гладко. Мария застыла на месте, боясь вздохнуть. Она вспоминала вчерашний вечер, те несколько часов перед заходом солнца, когда, сыграв ей мессу Баха, он читал вслух «Викария из Уэйкфилда». Салтердон запинался на каждом слове, ругая себя за неловкость, повторял, взмокнув от напряжения, фразу еще и еще раз, пока слова плавно и без усилий не стали слетать с его губ. Закрыв лицо руками, она плакала, смеялась, и снова плакала.
Наблюдая за ним сейчас, за его напряженными плечами, желваками на щеках и вцепившимися в подлокотники кресла пальцами, она повторяла про себя: «Медленнее. Аккуратнее, ваша светлость. Не нужно торопиться. Расслабьтесь, и все получится само собой… и не обращайте внимания на те ужасные вещи, что я вам наговорила. Простите меня, простите меня, простите меня».
Гертруда взяла ее за руку, вывела в коридор и закрыла дверь. В это время слуга герцогини предложил Салтердону выпить. Сердце Марии замерло. Она открыла было рот, чтобы запротестовать, но Гертруда энергично затрясла головой.
– Он в порядке, милая. Оставь их одних.
– Ему трудно удерживать бокал. А что если он уронит его? Он почувствует себя униженным и…