Потом, через много лет, когда уже не было ни старика, ни Нюры, стали это все выкидывать, хорошей жирной пылью обросли баночки, уже и не прочтешь, кориандр там или еще какая хурда. Вот только коробочка из-под цветного горошка была более-менее чистая, потому что была в ходу. Старик ее для своих бумаг приспособил, вроде как шкатулку. А что? Жесть была качественная, и краска на ней цепкая, черная, с красными горошинами вроссыпь. Сейчас таких коробок не делают, теперь такое не увидишь даже опростанным. Явно с жестью в стране напряженка.
Лизонька и Жорик оба кончили школу с золотыми медалями. Ниночка так возгордилась этим, что при случае сказала Леле:
– Вся твоя партийная работа, вся твоя трепотня, если к ней еще приложить всю бурную деятельность твоего придурошного Васи, и все это помножить на десять, а может, и сто, – тьфу, по сравнению с воспитанием одного хорошего ребенка. А у меня два, и Розочка подрастает, тоже отличница.
Леля сказала про это Василию Кузьмичу, на что тот ответил:
– Она все-таки плохо кончит, твоя сестра. Мне лично не хочется руки марать, достаточно мне твоего брата. Но – учти – мое ангельское терпение не безгранично. Ты пойми, на что она замахивается и как это мне молчать и терпеть?
– Да! Да! – зашлась Леля. – Как дальше жить? Как? Какое-то вражеское окружение! Казалось бы, свои, не чужие, а такие противоречия.
– Классовая борьба набирает силу, – ответил Вася.
Иногда вечерами раздавался у них звонок, это просилась переночевать Лизонька, если опаздывала на электричку. Она училась в университете, носила все то же бобриковое пальто, и даже перелицованная форма была на ней жива и здорова. Только юбку пришлось развернуть на девяносто градусов. Теперь блестящие части были по бокам, а швы посередине, но Ниночка, хохмачка-эквилибрист, насадила на швы мелкие, обтянутые материей пуговички. Вроде как новый фасон.
Леля кормила племянницу, мыла ее в ванне, обряжала в толстый байковый халат, лезла ей в голову, ища гнид. А однажды в ванной попросила ее развести ноги.
– Зачем? – испугалась Лизонька.
– Хочу выяснить, девушка ли ты!
Лизонька сорвала с себя халат и как была, мокрая и голая, ринулась бежать. Они ее отловили у лифта. Василий Кузьмич так взял ее за руки, что Лизонька уже никуда деться не могла. Усадили в кресло, забросали одеялами, подушками, Лизонька от духоты и унижения прямо умирала, а Василий Кузьмич силой влил в нее липовый чай с коньяком.
– Ты это напрасно! – шумела оскорбленная Леля. – Напрасно! Пусть тебе дядя Вася скажет статистику ранних половых отношений. Она растет! Это преступно, потому что мы отходим от наших святых принципов. Все между собой связано. Ты сегодня поступишься девичьей честью, а завтра поступишься еще более дорогим.