– У меня экзема, – говорила она, едва раздвигая губы.
– Извини, – сказал Василий Кузьмич на другой день, когда уже вернулись от врача. – Но впредь думай, что говоришь… При чем тут Маланья? Я выполняю свои прямые обязанности.
– Ты меня тоже извини, – ответила она ему. – Я ляпнула, не подумав.
Раненой челюстью она потерлась об его рубаху, уловила запах чистого тела и немножечко пота, ровно то количество пота, которое принять можно, ибо оно свидетельствует о нормальном протекании жизненных процессов. А это хорошо, замечательно, что у Васи процессы идут, что он живой и чистый, но тут же почему-то подумалось странное – покойники тоже пахнут, у них тоже идут процессы, невероятная это штука, человеческая жизнь и смерть, и то и другое вырабатывает запах, то есть происходит химия, Но – Боже! – какие же разные химии! Леле хотелось размышлять об этом дальше, углубиться в запахи гниения и секреции, разобраться в этом до конца.
Василий Кузьмич сказал ей, что он случайно, попутно с другим делом, делом их сотрудника, узнал одну вещь… Сотрудник был тоже… того… в смысле… убран, а теперь вот с ним проблема. Специфическая, можно сказать. Он был крутой малый, что да, то да, никто не отрицает, он применял силу и прочее, но ему ведь потом, – тебе это должно быть сейчас особенно понятно – уже другой малый своротил челюсть, и его в конце концов справедливо шлепнули, так вот как с ним быть? Сегодня – в смысле реабилитации? Это только сморкачи-интеллигенты могут думать, что у них были простые дела, а сейчас людей выпусти – и все, Ха-ха! Так вот, к чему все это?.. За этим их малым, с которым он не знает пока, что делать, потянулась цепочка, вылез профессор-скрипач, знаменитый педагог, а за ним знаешь кто? Ваш Николай… Я листаю, листаю, и вдруг раз – глаз зацепился, что-то вроде знакомое.
– Ну! Ну! – Леля прямо завертелась вокруг себя от возбуждения.
– Вот тебе и ну… Там, конечно, нет никакого дела, но вел Николай себя неграмотно. Во-первых, хамил… Меня это кольнуло. По какому ж праву ты хамишь?
– В его-то положении! – добавила Леля.
– В любом положении хамить нехорошо. А ваш просто не отдавал себе отчета, где находится…
– Он сроду такой был! – возмутилась Леля.
– Все-таки зря туда не заберут, – продолжал Василий Кузьмич, напрочь забыв, что в данный момент находился на процессе реабилитации, – не заберут, – внутренне набухал он. – Ты молодой, комсомолец, ты осознай, ты поищи вину в себе, как и положено, а он – в ор, в оскорбления… Знаешь, это судьба. Наш малый тоже был с характером, и можно понять, если в твоем кабинете тебя называют фашистом… Нехорошая в результате получилась история, но Николай неправ больше. Он начал. Наш тоже, конечно, не прав… зачем ногами, если есть, к примеру, карцер? Это я тебе рассказал под большим секретом, ни в коем случае за пределы нашей семьи – тебя и меня – это выйти не должно. Но ты знай, чем приходится заниматься…