Совершенно голый судья соскочил с дивана и босиком заметался по крохотной комнатке:
— Этот бандит подозревается в убийстве иностранного гражданина! Там убытки для двух государств исчисляются десятками миллионов! Целая следственная бригада справиться не может, а я его на подписку?! За тридцать тысяч? Никогда!
— Ну Юрочка говорил, что прямых улик нет, что тебе ничего не грозит, и деньги он сам принесет, — попыталась привести разумные доводы женушка, готовая отстаивать свое будущее мат. благополучие до победного конца.
— Юрочка? Где этот мерзавец? — в полный голос закричал взбешенный представитель системы правосудия и сжал кулаки. — Я из этого говнюка отбивную сделаю! Я его на части порву! Я… Я…
— Не трогай Юрика! — за перегородкой истошно завопила Наташка. — Если бы не он, мы бы всю жизнь в твоем честном дерьме купались!..
Скандал в благородном семействе разгорался с новой силой. Всю ночь голые Репкины надрывались в истерике, иногда переходящей в рукоприкладство. Маленький домик раскачивался на хлипком бревенчатом фундаменте, но, к удивлению, устоял. Охрипшие, изможденные враждующие стороны к утру угомонились, лишь изредка перебрасываясь матерными оскорблениями без всяких доводов и затихли.
Репкин, как и его домик, пока что устоял. К полудню, со слов: «Васенька, солнышко, ну ты же обещал» — и: «Да, папочка, любовью клялся!» — военные действия возобновились.
На этот раз без разрушений не обошлось, первой пострадала перегородка, треснула и тревожно перекосилась от частого и ожесточенного хлопанья дверь, разделяющая комнатки. Затем в ход пошла тяжелая артиллерия в виде помойного ведра, запущенного в голову супруга и со звоном выбившего оконную раму. Тут же с грохотом рухнул старый диван, на который шлепнулся папочка, уворачиваясь от шрапнелью вылетевших из ведра очистков и объедков, безнадежно испортивших свежеклеенные обои. Чуть-чуть подумав, со стены рухнула остекленная рама с набором фотографий предков Репкина. По полу рассыпались Наташкины бабушки в шелковых косынках, дедушки с медалями на военных кителях, прабабушки в вуальках и даже один прапрадедушка с Георгием на груди. Все они укоризненно смотрели на свое обезумевшее потомство. Это была последняя капля.
Чтобы предотвратить дальнейшие разрушения, строптивый бывший глава семейства решил пойти на компромисс и, в некотором роде, схитрить, надеясь, что его условия будут неприемлемы для Кротова и его компании.
— Хорошо, хорошо! — заорал он, перекрывая хриплые женские визги и делая «руки вверх». — Сдаюсь!
В этот момент верхняя петля вылетела из образовавшейся щели в перегородке, и дверь рухнула, разметая по полу честно служивших отечеству предков. Поднятая пыль медленно оседала.