Он сидел, уставившись на единственную запись, когда писец за столом перед ним, ровесник Конрада, развернулся на необъятных ягодицах и подмигнул Конраду покрасневшим слезящимся глазом.
– Я слышал, вы спрашивали о фра Иллюминато? – заговорил он, утирая глаза, как видно, уставшие от непрерывного письма. – Я как раз на прошлой неделе слышал, как кто-то из старших братьев говорил об этом Иллюминато. Он сказал, что Иллюминато служил секретарем фра Элиаса, когда тот был избран генералом ордена.
У Конрада перехватило дыхание. Во времена Элиаса пост секретаря, который занимал Иллюминато – а до него Лео, – обозначался устаревшим теперь словом «переписчик». Кажется, сходилось: возраст спутника Дзефферино и имя, под которым знал его копейщик, казались подходящими.
Лодовико, не отходивший от стола Конрада дальше нескольких шагов, поспешно вступил в беседу.
– Брат прав. Я позабыл это обстоятельство.
«Быть может, Иллюминато и был одним из тех братьев, у которых справлялся Бонавентура, создавая свое «Предание», – подумал Конрад. – Один из тех, кто «всегда был с блаженным Франциском и обо всем имеет достоверное знание». Примечательно, что его Бонавентура называет по имени, но не упоминает имени брата, открывавшего Писание, а это, конечно, был Лео».
– Фра Иллюминато еще жив? – спросил Конрад.
– Да, хотя, сам понимаешь, очень стар, – кивнул библиотекарь.
– Так стар, что ему приходится ездить на осле? Фра Лодовико снисходительно усмехнулся.
– Не думаю, чтобы он теперь много ездил.
– Ошибаетесь, брат, – вмешался молодой писец. – Он всего неделю назад проезжал через Ассизи и задержался, чтобы побеседовать с фра Бонавентурой. Потому-то братья о нем и заговорили. Очень жаль, что вы с ним разминулись, фра Конрад.
– Действительно жаль, – подтвердил Конрад. – Но благодарю вас обоих за помощь.
– Довольно празднословить, брат, – добавил библиотекарь. – Ты отвлекаешь от работы брата Конрада и о своей забываешь за болтовней.
Выслушав выговор, писец покорно склонил голову:
– Да, брат.
И, отвернувшись, склонился над столом.
«Стало быть, Иллюминато еще пускается в путь, вопреки сомнениям Лодовико. И, если он и был тем монахом, которого Амата встретила в пути, – а это представляется уже весьма вероятным, – то, конечно, Бонавентуре теперь известно о содержании письма все, что смог запомнить опытный секретарь».
Оборвав разговор, библиотекарь вернулся к своим занятиям, одним глазком все же присматривая за разговорчивым писцом. Конрад снова обратился к записи о видении серафима. В длинном повествовании Бонавентуры он подчеркнул всего одно слово: «Иллюминато».