Орфео умолк и принялся выковыривать крошку грязи из-под ногтя. Амата восторженно захлопала рассказчику, но так и не сумела вывести его из уныния.
– Дивная и страшная история, синьор, – она. – И неужели правдивая?
– Слишком правдивая, – отозвался он и спрятал лицо в широких ладонях. Когда же отвел их и поднял взгляд, она увидела, что края его век покраснели и ярко блестят. – Ассасины убили моего возчика – моего товарища – позапрошлой ночью. Вы его видели: он со своим топором заставил отступить рыцарей графа Роффредо.
Амата видела его горе, но надела на сердце стальную броню, не подвластную жалости, зародившейся в уголке души. Она заставила себя сосредоточиться на одной мысли: мою семью тоже сгубили ассасины – убийцы, нанятые твоим отцом, Орфео ди Бернардоне.
– Их кинжалы предназначались мне, – продолжал торговец, – но я побрился, а Нено оставил бороду, и его приняли за меня.
Кресло Орфео процарапало по плиткам пола – он отодвинул его, вставая.
– Я пришел попрощаться, мадонна. Не знаю, чем я вызвал такую враждебность, но, если останусь в Ассизи, мне не жить. Хочу попросить сиора Доминико собрать новый торговый караван. Как мне ни жаль уезжать теперь, когда я встретил вас.
«Ох нет! Только не исчезай опять!» – мысленно воскликнула Амата. Вслух она выпалила:
– Разве не этого ждут от вас убийцы? Что, если вас подстерегут за стенами?
Он задумался, и девушка воспользовалась минутой, чтобы повернуть разговор в нужную сторону.
– Я через несколько дней собираюсь в коммуну Тоди и ищу спутника. Надеялась упросить вас меня проводить...
Мрак, осенявший его черты, начал рассеиваться прежде, чем она договорила. Амата гадала, обрадовала его возможность скрыться из города или те слова, что остались недосказанными за ее просьбой.
Орфео взял ее руку.
– Это честь для меня, мадонна. Большая честь. Когда он нежно прижал к губам ее ладонь, горячая волна вдруг прошла по ее телу.
– Джерардино отходит. В легких опухоль, и он уже перестал есть. – Дзефферино передал эту весть через решетку вместе с дневным пайком узников.
Джованни да Парма сдержанно покачал головой.
– Многие думают, что фра Джерардино ди Борго Сан-Доннино, не ведая того, стал причиной моего заключения. Сколько, говоришь ты, он уже гостит у Бонавентуры? Шестнадцать лет? Унылая участь для столь молодого и приятного человека. Тебе бы он понравился, Конрад: блестящий богослов, любезен, пылок в вере, умерен в словах и в пище, всегда готов помочь со всем смирением и мягкостью.
– Ты описываешь святого. В чем же его обвиняют? – спросил Конрад.