Он сдержал рвавшиеся с языка упреки наставнику. Припомнив хвалебный гимн, о котором говорил в темнице, пробубнил слова благодарности, укрепляя в себе пошатнувшуюся веру в промысел Божий.
– А тут что-то новое, – сказал ему в спину Дзефферино. – В последний раз, когда я здесь был, такой плиты не было. Похоронена женщина. Джакома... святая римлянка...
– Джакома? – Конрад перекрестился, просунул руку под кафедру и пальцами нащупал буквы. – Когда она умерла, брат?
– Нынешней зимой. Говорю же, плита новая. Конрад уронил руки.
– Покойся в мире, фра Джакоба.
– Брат с женским именем? – удивленно спросил Дзефферино.
– Прекрасная и добрая женщина, брат, но ее историю я расскажу тебе в дороге. Сейчас он думал, успела ли донна Джакома исполнить свое намерение – сделать Амату наследницей.
Амата теперь уже совсем взрослая женщина. Он почти не вспоминал о ней за два прошедших года, но сейчас понял, что должен узнать, как она живет. И задумался, исчез ли он из ее памяти так же, как она из его. И понадеялся, что этого не случилось.
Из противоположного трансепта послышался сердитый голос. В северном конце базилики вспыхнули факелы. Прикрыв глаз ладонью, Конрад увидел двоих, карабкающихся по лесам у стены. Если бы не сочные выражения, они походили бы на ангелов, спускающихся и восходящих по лестнице Иакова. Голос, нарушивший его размышления, сердито бормотал с выговором старого флорентийца:
– Пигменты у меня готовы, Джотто. Скорей, парень. Клади штукатурку. Я хочу сегодня закончить Деву.
Конрад прошел через апсиду, встал у лесов, рассматривая работу художника. Старый ворчун тут же прикрикнул:
– А вы, братья, лучше бы держались подальше. Не отвлекайте моего ученика.
Конрад примерз к месту. Широко распахнул единственный глаз, сомневаясь, не обманывает ли его зрение. Поначалу свет факелов вызвал слезы, и отшельник задумался, всегда ли святые Господа купаются в подобном сиянии. Но понемногу он стал различать цвета фрески: толпы херувимов, окруживших недописанную Мадонну на престоле. На руках ее был, казалось, настоящий, живой младенец – не крошечный римский император, какого Конрад привык видеть на подобных фресках.
По левую руку Мадонны стоял святой Франциск в простой серо-коричневой рясе братства. Темные глаза смотрели куда-то сквозь Конрада, полные губы спокойно сомкнуты. Золотой нимб окружал оттопыренные уши и смуглый лик святого, его жесткую рыжеватую бороду и жидкие брови. Живописец изобразил святого с прижатой к груди рукой, а в другую дал Библию или, может быть, Устав ордена. На руках ярко выступали стигматы. И на босых ступнях Конрад заметил следы гвоздей. Сквозь прореху в одеянии виднелась рана от копья в боку.