Но взгляд отшельника притягивали пустые спокойные глаза святого. Конрад вспомнил, что ко времени, когда серафим отметил его стигматами, Франциск был почти слеп. Жаркая благодарность за уцелевший глаз наполнила грудь Конрада.
– Как красиво, синьор, – пробормотал он, обращаясь к старому живописцу.
– Красота – мое ремесло.
Нотка ехидства в голосе мастера заставила Конрада заподозрить, что старик сравнивает свое творение с лицами братьев. Красотой они с Дзефферино похвалиться не могли. На тонкий взгляд флорентийца оба должны были внушать отвращение. Конрад вдруг застыдился своего лица и надвинул пониже капюшон.
– Идем, брат, – обратился он к спутнику. – Я знаю место, где нас примут и дадут отдохнуть.
Конрад и Дзефферино, скрыв лица под куколями, ждали в большом зале дома Аматы.
Молодой Пио не узнал отшельника, даже когда тот спросил, по-прежнему ли живет здесь Амата. Возможно, его голос тоже изменился от промозглой сырости камеры, хотя бесконечные разговоры с Джованни не дали ему совсем заржаветь.
Давным-давно простив своего тюремщика, Конрад до сих пор не задумывался, как встретят Дзефферино в этом доме. Впрочем, Амата видела его лишь однажды, в темной заброшенной часовне, а имя свое он тогда назвал, только исповедуясь Конраду. К тому же шрамы и жизнь в подземелье сильно изменили его лицо. Другое дело – как посмотрит на девушку Дзефферино, если, конечно, узнает в ней виденного на дороге послушника. Конрад предпочел бы не будить спящего пса те несколько дней, которые они здесь проведут.
Услышав шаги Аматы, он склонил голову.
– Мир вам, братья, – начала она. – Вы ищете здесь приюта?
– Да, Аматина, – ответил Конрад. – Для меня и моего спутника.
Молчание стало осязаемым.
– Конрад? – голос у нее дрожал.
– Да. Меня освободили.
– О, Господи. Дай же на тебя взглянуть!
Она потянулась к его куколю, но Конрад удержал ее руку.
– Прошу тебя. Ты напугаешься.
Ее опустившаяся рука сжалась в кулак.
– Что они тобой сделали?
– Не «они», мадонна, – перебил Дзефферино. – Я был его палачом.
– Ты был не более, чем орудием Божьим, – прикрикнул Конрад. – Не обвиняй себя.
– Братья, перестаньте! Довольно, прошу вас, – сказала Амата. – Не мучайте меня. – Ее рука легла на плечо Конрада. – Ты что, собираешься всю жизнь прожить под капюшоном? Вспомни, в этом доме все – твои самые верные друзья. – Она сквозь капюшон погладила его по голове. – Начинай привыкать.
Конрад обернулся к спутнику.
– И ты, Дзефферино. Надо, не то мы можем с тем же успехом вернуться в нашу тюрьму.
Они одновременно откинули куколи. Амата сморгнула слезы, провела кулаком по скуле и отступила назад, переводя взгляд с отшельника на Дзефферино и обратно. К радости Конрада, она ничем не показала, что узнает монаха, пытавшегося проткнуть ее копьем.