Отшельник так давно жил вне монашеской общины, что позабыл, какое гулкое эхо будит под церковными сводами хор мужских и юношеских голосов, слитых воедино. При всем их безобразном поведении, признал он, петь эти братья умеют. В особенности басы рокотом отзывались в его груди. Когда стало смеркаться и вечерний полумрак скрыл молящихся друг от друга, он позволил переполнявшему его сердце трепету пролиться слезами на щеки. Он не знал и не заботился, видит ли эти слезы Амата. В эту минуту он был так же одинок в переполненной базилике, как одинока была она на горном плато вчера вечером.
За гимном последовало время молитвенного созерцания, после чего дом Витторио подошел к братьям и знаком поманил их за собой. Аббат привел их в спальное помещение, примыкавшее к его кабинету.
– Обычно здесь сплю я, – сказал он, – но, к несчастью, наша гостиница теперь как раз перестраивается, и я уступаю свою постель почетным гостям.
Комнату освещала единственная свеча, но даже ее свет открывал куда большую роскошь, чем ожидал встретить в монастыре брат Конрад. Заваленный свитками стол стоял перед окном, закрытым стеклами, а под конторкой для письма виднелась мягкая табуреточка. Каменные стены скрывались за двумя большими коврами. На одном изображен был охотник, пронзающий копьем кабана, на другом – соколятник, снимающий колпачок с ловчей птицы. Однако больше всего потрясло отшельника ложе аббата. Монаху пристало спать на простом тюфяке – полотняном мешке, набитом соломой. Здесь же постель представляла собой деревянную раму, приподнимавшую перину над холодным полом. Занавеси балдахина, укрепленного на столбиках кровати, открывались достаточно широко, чтобы показать зрителю пуховое одеяло и гору подушек, огромных, как мешки с мукой. Задернутые же, занавеси должны были предохранять зимой от сквозняков, а летом от мошкары. Конрад заподозрил, что и перина на этом ложе пуховая, и задумался, случалось ли самому папе почивать в подобной постели.
Аббат подошел поближе к Конраду и сказал негромко:
– Постель достаточно широка для вас обоих, но для вашего послушника можно положить отдельный матрас.
Говоря это, он пристально вглядывался в лицо Конрада, и отшельник понял, что аббат испытывает его.
– О нет, нет! – запинаясь, выговорил Конрад и попятился к двери. – В одной комнате? Не пристало...
Аббат кивнул и вскинул руку.
– Ни слова более. Вы совершенно правы: не следует давать почву для подозрений. Нахождение ночью в одном помещении может быть ложно истолковано. Мальчик будет спать с другими послушниками.