– Горожане часто передают через меня подарки для братии, – заговорила она. – Известно, что вам не дозволено иметь дело с деньгами. Но вчера одна дама дала мне два сольди, и я купила на них материю для новой сутаны. Она просила в благодарность помолиться о спасении ее души.
Она ждала ответа. Конрад пожал плечами и взмахнул рукой:
– Наверно, я должен ее взять и конечно помолюсь за ее душу, но, – он прижал к груди свою потертую рясу, – прошу вас, донна Джакома, оставьте мою старую подругу подождать в вашем доме, пока мы с ней вместе вернемся в нашу хижину.
Он погладил заплату на рукаве так нежно, как мать гладит ранку на руке своего ребенка.
– Только если вы позволите ее выстирать. Со всем уважением к вашей духовной твердости, в моем доме паразиты не встречают такого теплого приема, как у вас на груди.
Конрад кивнул, заставив себя изобразить на лице улыбку. Неужели это та самая женщина, которую святой Франциск восхвалял за мужество? Так могла бы рассуждать простая домохозяйка. Он потер себе плечо, ощутив волдыри и ссадины от множества укусов и расчесов, столь спасительных для умерщвления плоти.
– Поступайте, как сочтете нужным.
Он постарался разжать челюсти, которые сжимались все крепче с каждым новым предложением. Сердце его негодовало, однако умом отшельник признавал необходимость маскировки.
Донна Джакома не сразу решилась продолжить, а когда заговорила, голос ее звучал робко что само по себе было неслыханно. Впрочем, отшельник перестал удивляться, как только вник в ее нелепейшее предложение:
– Ряса будет готова к утру, – сказала она. – И, если хотите, я прикажу к этому времени согреть вам воду для мытья.
На сей раз она воистину перешла границы!
– Мадонна, сколько раз, сидя у ног нашего учителя, слышали вы о том, что мыться непристойно и ванна развращает душу? – Он жарко покраснел, на миг представив себя голым. – Мало того, что мы предстаем в своей наготе – простите, что я произнес это слово! – но мы еще нежим тело тепой водой, возбуждая чувственность ее течением по коже...
– Ни слова более, брат. Я ожидала такого ответа. Я не смею подвергать вас искушению, как вы не посмели бы лишить ваших маленьких друзей источника привычной пищи.
Может быть, она улыбалась, но в тени он не смог рассмотреть ее лица, а она поспешно повернулась и зашаркала к дому. Бесспорно, она добрая и милосердная женщина, лучшая из всех, кого он знал, кроме только Розанны, но как досадно видеть ее подверженной той же низменной заботе о чистоте, какой отличаются более мелкие и легкомысленные женские души!