— Возможно, — ответил председатель. Поднимаясь с места, посмотрел на часы. — Однако, пора обедать.
Осинцева оставили на стационарную экспертизу и абсолютно ничего не добились. Через месяц он повторил врачам то же самое, что сказал в первый день.
Трибунал приговорил его к шести месяцам службы в дисциплинарном батальоне. Он должен был прослужить лишних полгода, которые не идут в зачёт, где-то в другом месте, потом вернуться обратно в часть и дослуживать тот срок, который ему полагалось дослужить до совершения преступления. В дисциплинарном батальоне Олег нашёл силы взять себя в руки. За образцовое поведение ему скостили срок на несколько недель.
Орлов встретил его по-дружески и снова на удивление всего офицерского состава назначил своим помощником.
И снова он в той же роте, в той же казарме, в той же должности. Пивоварова не было в части. Срок его службы кончился, он демобилизовался и уехал. Олег благодарил судьбу, что не придётся больше его видеть, но очень сожалел, что не застал Глотова. Петруха тоже демобилизовался и уехал домой.
Олег ценил дружеское расположение к себе со стороны Орлова и всячески помогал ему в обучении новобранцев. Новобранцы знали из рассказов старых служак о драке в казарме и о том, что Осинцев одним ударом сбил с ног богатыря Мазихина и раскидал весь взвод, пытавшийся его усмирить. Дивились новобранцы физической силе сержанта Осинцева и слушались и уважали его больше чем самого Орлова. Может быть, в этом и заключалась маленькая хитрость лейтенанта, который не смотря на возражения командира роты капитана Полубенцева и других командиров, опять назначил Осинцева своим помощником.
Однажды весной Марина шла в магазин посмотреть кое-что для обновы. И встретилась с человеком, с которым совсем не хотела встречаться. Столкнулась лицом к лицу на одной из людных улиц города.
— Ну вот! — весело сказал Юрий Петрович, улыбаясь во весь рот. — Мышь рыла, рыла и дорылась до кошки. Нет мне, спасенья. Здравствуй.
Марина, здороваясь, глубоко вздохнула, чтобы скрыть волнение, охватившее её вдруг по непонятной причине.
Добровольский, одетый слишком легко для ранней сибирской весны, — в модном демисезонном пальто и замшевой кепочке, — пристроился сбоку и пошёл вместе с ней. Она мысленно сказала себе: «Чёрт возьми, только этого не хватало!»
— Как поживаете, Юрий Петрович? — спросила дружелюбно, пытаясь настроить его на лёгкий непринуждённый разговор.
— Какая может быть жизнь, — ответил Юрий Петрович, — если весна в календаре, а морозит как в святки.
— Попляши, согреешься.