— А я торопился, думал тут одной жутко, — сказал Олег, направляясь к своему ложу.
— Когда ты исчез, — сказала Марина, — вначале было страшно. Кругом ничего не видно. Казалось, вот-вот кто-нибудь выскочит. А потом вышла на луг, посмотрела на лошадей, увидела месяц на небе, и ничего. Здесь даже ночью красиво. Костёр бы сейчас! Воображаю, как здорово было бы.
— Вот именно, — согласился Олег, садясь на брезент и вытягивая ноги. — Жаль, что завтра расстанемся, и не увидит эта поляна костра.
— А кто мне поможет мешки нести?
— Докуда тебе?
— До первой пристани. Маленькие теплоходы в нашей долине останавливаются. Там, где экспедиция, — пояснила Марина.
— Значит, надо идти вниз. Три километра или чуть побольше. Это ерунда.
— Там есть остановка?
— Обязательно. Деревню хотя снесли, но грибники и ягодники в большинстве там сходят. Кстати, сам сяду на трамвай.
— На трамвай? — удивилась Марина.
— На этот самый теплоход. Здесь его трамваем зовут. Дождусь, который в обед идёт и до самого дома. Иначе мне восемнадцать километров топать. Хотя нет, ничего не выйдет, — он сокрушённо покачал головой. — Денег с собой — ни копейки.
— И моя сумочка утонула. Вот досада! Как же быть? — Марина растерялась. — У меня багаж.
— Сколько до твоей долины? — Олег прищурил глаз, высчитывая. — Три километра да там ещё останется километров шесть-семь. Пустяки, доберёмся.
— А как же ты?
— Обо мне не беспокойся.
— Проводишь до самого места?
— Спасать так до конца.
— Честное слово, — сказала Марина ликующим голосом, — я чувствую себя как за каменной стеной.
— Ладно, спи. Завтра рано разбужу.
… Они лежали в разных концах поляны головами к кустам, ногами друг к другу. Марина на боку, укутавшись с головой, Олег на спине, вытянув ноги и накрыв их брезентом. Она тихонько посапывала в своём уютном, теплом мешке, он тщетно пытался унять свои расходившиеся нервы. Но не смог этого сделать. Приподнявшись на локоть, посмотрел на Марину, потом сел и скрючился, как говорят в сибирских деревнях, в три погибели. Спокойно вынести присутствие рядом спящей красивой девушки было невозможно. Его и прежде при одной мысли о ней и о том, как они будут ночевать, бросало в дрожь, а теперь ещё и холод способствовал, и Олег трясся как в лихорадке. Но он, как уже успел сам заметить, ни за кем никогда не ухаживал, ни с кем не был близок, воспитание получил деревенское, нахальничать не умел и страшился даже одной мысли о близости с женщиной. А тут ещё ситуация необычная: как-никак спас от смерти. Что ж теперь пользоваться её безвыходным положением? Он тут же прогнал подленькую мысль.