Когда Осинцев бросился вперёд, Пивоваров затрясся как в лихорадке и вцепился в рукоятку ножа не на шутку, В зависимости от того, как происходила борьба, в какой степени Олег был свободен, он то вынимал, то заталкивал нож в чехол, не отпуская пальцев с рукоятки и не видя ничего, кроме груды барахтающихся тел. Убедившись, что Осинцева крепко связали, он опустил руки по швам.
— Что с ним делать, товарищ майор? — спросил Мазихин, тяжело дыша и утирая со лба пот.
— Пока на гауптвахту, — сказал Макаров. Подавляя в себе волнение, добавил: — Там видно будет.
— Товарищ майор, — обратился к замполиту Петруха Глотов, — разрешите мне побыть с ним, я его успокою.
— Ничего, — ответил Макаров. — Там он скорее успокоится.
Петруха и ещё один солдат подняли Осинцева и повели из казармы. Сзади пошёл Халитов. Олег, с разбитым носом и губами за каких-то одну-две минуты ослаб так, что едва передвигал дрожащими в коленях ногами. Его привели на гауптвахту и посадили в одиночную камеру. Петруха развязал ему руки. Осинцев свалился на бок прямо на пол и мгновенно заснул.
Караульный наряд из двух солдат заглянул в камеру. Глотов попросил какую-нибудь шинель.
— Надо дать, — сказал один.
— Пожалуй, можно, — ответил другой.
Один из них принёс старую шинель и её подложили Олегу под голову. Петруха поблагодарил солдат и ушёл. Осинцев не проснулся, когда солдаты тормошили его, чтобы узнать, что случилось. Он проспал семь часов кряду.
Макаров пошёл в штаб. По дороге его догнали лейтенант Орлов и капитан Полубенцев, которые уже знали о несчастье. Солдаты, собравшиеся кучкой у входа в казарму и видевшие, как Орлов, отдав честь, о чём-то спрашивал замполита, делали свои замечания.
— Погиб парень, — сказал один.
— Да, теперь не простят.
— Макаров не пощадит.
— Хороший был солдат. Что ему будет?
— А кто его знает? Увидим.
Офицеры быстро пошли в штаб полка, а солдаты гуськом потянулись в казарму.
Макаров немедленно доложил о происшествии полковнику Горбатовскому.
— Как это произошло? — мрачно спросил он, сидя за столом и согнув длинное худое туловище. Его поза, старчески сморщенное лицо, пожелтевшая лысина и вся его фигура выражала недовольство.
— Осинцев последнее время явно не в себе, — сказал замполит. — Месяца два тому назад ему пришёл денежный перевод от какой-то Марины. Деньги он не взял. Отправил обратно. И обозвал Марину последней тварью. Между этой чёртовой Мариной и сегодняшним поступком, несомненно, прямая связь.
— Много было денег? — спросил полковник.
— Тысяча рублей.
— Ого! — воскликнул Горбатовский. — Он объяснил, что это за деньги и почему отправил назад?