— Ты что-то долго гуляла. Уж не заболела ли?
— Да нет, это погода, — сама удивляясь своему спокойному тону, ответила Антония. — Видишь, какие собираются тучи? Наверно, будет гроза. — Несмотря на жару, что-то в душе Антонии заледенело, а сердце было разбито. Теперь она знала, что он ее не любит, что ему нужна только ее земля, а вовсе не ее любовь.
Надо же быть такой дурой, упрекала она себя, машинально отхлебывая чай. Строить воздушные замки, хотя он ни разу даже не обмолвился, что любит ее. Нечего винить его. Всему виной ее глупость и романтические мечты. Она попала в сети собственной неопытности, веры в то, что только любовь может вызвать у мужчины страсть. Теперь-то ей стало ясно, что мужчина может желать женщину, и не любя ее. Более того, он даже может желать нескольких женщин одновременно.
А лишняя сотня акров земли — это ли не стимул, чтобы в мужчине вспыхнула страсть?
Сидя вечером в саду и поджидая Маркуса, она по-прежнему больше презирала себя, чем сердилась на него. Донна тактично удалилась.
Было душно. Небо покрылось низкими свинцовыми тучами, молнии время от времени озаряли окрестности, раскаты грома раздавались все ближе.
Антония пыталась оставаться спокойной, репетируя холодный отказ, которым она готовилась встретить лорда Эллингтона. Она ни за что не станет упоминать имя Клаудии Рид. Нет, она просто ровным тоном скажет, что передумала, что они не подходят друг другу. Не может же она признаться, что видела их утром!
Было уже семь часов, и чем дольше он не шел, тем труднее было Антонии поддерживать в себе хрупкое состояние равновесия. Ее сердце ёкнуло, когда она услышала стук копыт, а минуту спустя увидела Маркуса, идущего к ней через газон.
Антония чувствовала, что напряжена, и никак не могла изобразить на лице хотя бы подобие улыбки. Выражение ее лица — вернее, отсутствие всякого выражения — не ускользнуло от внимания Маркуса, и его радостная улыбка сразу потухла.
— Антония, что случилось? — Он взял ее руку и поднес к губам. Девушка выдернула руку, ощутив, какой болью в сердце отозвалось его прикосновение. Но она собрала всю свою волю и выпалила:
— Милорд, должна вам сказать, что, сколь ни лестно было предложение, которое вы сделали мне вчера, я чувствую, что поспешила, приняв его. Я все обдумала и взвесила… — Ее голос дрогнул, когда она увидела, что он нахмурился. — Я не могу принять вашего предложения. Милорд, мы с вами разные люди, мы… мы не подходим друг другу…
На этом заготовленная ею речь кончалась. При всем желании она не могла себе представить, какова будет реакция Маркуса.