Вблизи новой квартиры не было никакого парка. А ехать куда-нибудь на автомобиле, чтобы там пройтись пешком, — это казалось Гауссу глупым.
И вот он стал играть на биллиарде. Сначала это показалось ему бессмысленным топтаньем на месте. Но когда он с карандашом в руках высчитал, что за полчаса успевает пройти вокруг биллиардного стола по крайней мере два километра, «топтанье» приобрело смысл. Если к тому же, независимо от погоды, летом и зимою играть при растворённых окнах, все будет в отличном порядке.
Он несколько раз сыграл с партнёром: один или два раза с адъютантом, потом с камердинером. Но их угодливо-постные физиономии портили ему настроение. Он решил играть один. Не все ли равно, добиваешься ты наибольшего числа карамболей в присутствии какого-то дурака или в одиночестве?! Один на один с кием — даже приятнее.
С тех пор ежедневно в один и тот же час в биллиардной раздавался сухой стук сталкивающихся шаров и щёлканье счётчиков, на которых Гаусс методически отмечал карамболи — свои и своего воображаемого противника.
Это бывали полчаса приятного одиночества, кусочек личной жизни. В ней не было места соглядатаям, даже лакеям — бесплатному приложению Гиммлера к казённой квартире. Гаусс мог сколько угодно обдумывать удар. Он смешно наклонял голову, прищуривался, даже приседал у биллиарда, соображая, в каком направлении покатится шар при том или ином угле рикошета. Иногда Гаусс так увлекался, что расстёгивал мундир.
Однажды стоявшие в углу биллиардной большие часы своим громким боем испортили ему удар. Он приказал убрать их. С тех пор в комнате не было слышно даже ударов маятника — ничего, кроме щёлканья шаров и позвякивания генеральских шпор, то размеренно редкого, когда Гаусс в задумчивости переходил от борта к борту, то поспешного, когда он торопливо шагал к удачно ставшему шару, на ходу примериваясь к удару.
Длинная тень генерала, изломанная панелью или спинкой дивана, привидением металась по стенам…
Сегодня, увлёкшись серией удавшихся ему сложных карамболей, Гаусс забыл о том, что к обеду приглашён генерал Шверер. Это было не свидание друзей, а лишь исполнение служебной обязанности: он не мог сказать Герингу «нет», когда тот попросил поговорить со Шверером в частной обстановке Геринг надеялся, что таким путём он избавится от ушей Гиммлера, рассованных по всем углам военных учреждений и штабов Берлина. Он так и сказал:
— Найдётся же, чорт возьми, хоть одна комната в вашем доме, где вы действительно можете поговорить с глазу на глаз.
— С глазу на глаз?.. Разумеется, — ответил Гаусс. — Но «с уха на ухо»… не ручаюсь.