Она не стала возражать.
Они вышли из беседки и вернулись к дому по садовой дорожке. Бадди трусил рядом с ними.
— Спасибо за рубашку, — вежливо сказала Шайлер, когда они дошли до входной двери.
— Не за что. — Трейс вновь включил сигнализацию и заявил: — Я провожу тебя до комнаты.
— Это не обязательно. Я найду дорогу, — заверила она.
— Я знаю, — отозвался он.
Они молча дошли до спальни Шайлер. Она взялась за круглую дверную ручку, помедлила и повернулась к нему:
— Ты не говорил, в каком крыле дома ты остановился.
— По-моему, да… — Он мог без опаски признаться ей в этом. Все равно рано или поздно она узнает. — Я остановился в этом же крыле. Я живу в Голубой комнате, когда приезжаю в Грантвуд.
Ее глаза удивленно округлились.
— Голубая комната всего через три двери от моей.
Трейс скрестил руки на груди.
— Верно.
Шайлер взмахнула ресницами.
— Мы почти соседи.
— Почти, — согласился он.
— Почему же ты не сказал об этом раньше?
Трейс опустил руки.
— Это было как-то некстати. Но теперь ты знаешь, где меня найти, если я тебе понадоблюсь.
— Ну, тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Шайлер прибавила:
— Приятных снов, Трейс.
Он вовсе не был уверен, что ночь будет спокойной, а сны приятными. Внутренне он натянут, как тугая пружина.
И все же, направляясь с Бадди к своей спальне, Трейс заставил себя бросить через плечо:
— Сладких снов, Шайлер.
Адам Коффин знал, о чем люди говорят у него за спиной. Они говорят, что он довольно странный тип, что он похож на мертвеца, живущего в склепе.
Адам был с этим согласен.
Его фамильное гнездо — а семья Коффинов жила на одном и том же месте на берегу Гудзона уже почти три века, со времен голландских патронов и английских земельных магнатов — было из серого мрамора. Высотой где-то в четыре этажа, а где-то в пять, поместье «Вязы», огромное, мрачное, навевающее уныние, возвышалось над окружающим ландшафтом.
Кроме этого дома, возведенного сразу после Гражданской войны, и нескольких дворовых построек, включая пустующую сторожку и давно заброшенные теплицы, поместье могло похвастать изумительной по красоте рощей из двухсотлетних вязов и непревзойденным видом на реку.
Во времена своего расцвета «Вязы» считались драгоценной жемчужиной среди величественных домов и замков, стоявших на берегу Гудзона. Сейчас же это был не более чем ряд пыльных комнат, куда почти не проникал солнечный свет и откуда никогда не доносились ни голоса, ни детский смех. В «Вязах» даже были комнаты — целый ряд комнат, — куда в течение нескольких десятков лет никто не заходил.
В первую зиму после смерти своих родителей Адам Коффин запер большую часть комнат. Какой смысл отапливать двадцать с лишним спален, если он мало спит и обычно проводит время, растянувшись на софе перед экраном телевизора или сидя у камина со стаканчиком бренди в руках?