Но оно не принадлежало ни одной из известных ей женщин.
— Кто ты? — прошептала Шайлер.
Окно было расположено в том же крыле, где находились комнаты Коры. Она посчитала от угла здания. Да, это одно из окон комнат Коры.
Но это окно закрыто ставнями. А на окнах Коры их не было.
Шайлер принта в голову одна идея. И как она раньше не догадалась!
Комнаты без окон.
И окна без комнат.
Месть должна быть хладнокровной.
К такому выводу Трейс Баллинджер пришел за тридцать восемь, почти тридцать девять, лет своей жизни.
Он много кем успел побывать за эти годы: учеником, бросившим школу, мятежным подростком и хулиганом, рабочим сталелитейного завода в Питсбурге, студентом Гарварда и в последние десять лет — влиятельным адвокатом богатых и при этом часто жестоких людей.
Черт возьми, он и сам порой бывал жесток.
Некоторые из его богатых и обладающих большими связями в высшем свете клиентов жили в старинных особняках вдоль Гудзона, другие же были старыми, одинокими, никому не нужными.
Несмотря на свой сегодняшний успех и возросший социальный статус, Трейс никогда не забывал, откуда он вышел. По его мнению (так было двадцать лет назад, когда он работал на заводе, так оставалось и до сих пор), все люди в мире по большому счету делятся на две части: голубую кровь и черную кость.
На них и нас.
Шайлер Грант была одной из них.
И Трейс вполне отдавал себе отчет, что он находится по другую сторону баррикад.
В тот день, когда они с Корой встретились впервые, он сказал ей, что в жизни есть вещи и похуже глупости. И все же он не был одним из тех, кто терпимо относится к глупости. Он знал, что довольно сообразителен — возможно, даже обладает блестящим умом — и при этом жесток.
Очень жесток.
Этому научила его жизнь.
Деду Трейса пришлось бросить школу в шестом классе: если он хотел есть, он должен был заработать на еду. Так в возрасте одиннадцати лет Джек Баллинджер оказался на угольных шахтах западной Пенсильвании (которая если не географически, то экономически была частью Аппалачей).
Джек Баллинджер до срока состарился, ожесточился и, напиваясь, превращался в настоящего ублюдка.
Трейс помнил, как его дед лежал в малюсенькой спальне их крохотного дома, стоявшего неподалеку от железнодорожных путей. Воздух был сизым от табачного дыма — Джек продолжал выкуривать по три пачки сигарет в день, не собираясь отказываться от этой привычки, что бы там ни талдычили эти чертовы докторишки о его легких.
Если у Трейса и сохранилось какое-нибудь отчетливое и яркое воспоминание, связанное с дедом, то это был звук сухого кашля и хриплый шепот, которым тот проклинал имя Грантов.