— Я тебе тоже кое-что приготовила, — сказала она и полезла в сумочку. Фрея потратила больше часа, рыская по полкам в поисках идеального подарка. Она хотела купить второе издание самых лучших бродвейских пьес, когда на глаза ей попалась автобиография Энтони Хопкинса. После длительных раздумий и неоднократных фальстартов она надписала ее: «Для Бретта, в ночь премьеры, одну из многих. Фрея».
Бретт прочел. Его красивое лицо осветилось изнутри.
— Круто! — Он наклонился и чмокнул ее в щеку. — Спасибо. — От него пахло чистой мужской кожей.
— Всегда пожалуйста, — сказала она беспечно и зачем-то отвернулась, оказавшись лицом к лицу с грузным молодым человеком. Вид у него был далеко не веселый. — Вы не пьете? — спросила Фрея, заметив его пустой стакан.
— Я не могу, — ответил он, пожав плечами, — после того, что случилось.
— А что случилось?
— Не притворяйтесь, будто не заметили. Я труп.
— Вы… что?
— Я умер. С тем же успехом я мог уехать из города или застрелиться. — Выражение лица у него было трагикомичным, но «траги» больше. — На всех репетициях я лежал, словно камень. И надо же было мне в ночь премьеры чихнуть. Ведь я изображал мертвеца.
Фрея потянулась к бутылке.
— Я лично ничего не заметила, хотя сидела в пятом ряду, — солгала она, наливая ему шампанского. — Стоило лишь посмотреть, как вы держали руки, — вдохновенно сочиняла она.
— Уэз — перфекционист. Правда, малыш? — Женщина напротив перегнулась через стол и ткнула его пальцем в плечо. Волосы цвета соломы (и той же структуры) она заплела в косички, которые торчали, словно у Дороти из «Волшебника страны Оз». Девица остановила на Фрее недобрый взгляд: — И давно вы знакомы с Бреттом?
Обе женщины как по команде посмотрели на Бретта, который изо всех сил сдерживал смех, в то время как одна из актрис закидывала ему в рот стручки спаржи из салата.
— Славный, правда? — сказала женщина.
Фрея пожала плечами.
— Знаете, вы так здорово сказали насчет рук. — Уэз поддел Фрею мясистым плечом. — Руки — это очень важно. Я изучил много изображений мертвых тел, чтобы вжиться в роль. Не знаю, знакомы ли вы с системой Станиславского, но…
Он продолжал что-то гундосить. Фрея заметила, что шампанское он все-таки выпил. Между тем на стол подали маленькие тарелки с оливками и креветками, а также блюда с копченой грудинкой и бутербродами-канапе на палочках. За шампанским последовало красное вино, от которого першило в горле. Разговоры шли о людях, которых она не знала, и о вещах, которые она знать не хотела: публика, классы мастерства, пилюли для горла, летние гастроли, директора-ублюдки, что А сказал Б насчет В. Фрее казалось, что ведет она себя вполне нормально: слушает, вставляет более или менее уместные замечания, но все это время она кожей чувствовала присутствие Бретта, его близость, его магнетизм. Всякий раз, когда он случайно касался ее руки или ноги, желание ударяло ее словно током. Она то и дело подливала себе вина.