Она еще пошарила в сундуке и достала кожаный кошель, в котором хранилось золотое обручье и другие украшения. Две позолоченные серебряные броши, подаренные ее матери дедушкой Гудрид, Эйнаром с Купального Берега, были изделием лучшего ювелира из Дублина. В том же стиле были выполнены и заколки для платка. Гудрид подержала украшения на ладони, и металл заиграл огнями, отражая пламя очага. Если бы ее выдали замуж за богатого Эйнара сына Торгейра, который сватался к ней в прошлом году, тогда бы она осталась жить в Исландии и могла бы надевать почаще свои чудесные украшения!
Эйнар был молодым купцом, который жил осенью в Арнастапи, пока торговал своими товарами на побережье. Дела у него шли хорошо, и он разбогател еще больше своего отца, как сказала Халльдис, но отец его был вольноотпущенником, и в этом – главное препятствие.
Гудрид думала тогда, что это неважно. Когда Эйнар, сидя за столом, начинал рассказывать о людях и краях, которые он видел, это было так увлекательно, что Гудрид забывала о скуке. Откровенный и восхищенный взгляд Эйнара, устремленный на нее, томил ее смутным предчувствием. Юноша настойчиво пытался всякий раз заговорить с ней, когда они встречались, а она столь же настойчиво отговаривалась своей занятостью. Он ей не нравился: словно бы он ощупывал ее взглядом. Беспокойство в ее душе все возрастало, и когда она услышала, что Эйнар просил ее приемного отца выдать Гудрид за него и спросить об этом разрешения у Торбьёрна, ее бросило в жар. Отец рассердился и решительно отказал Эйнару: его дочь никогда не выйдет за сына раба.
Она дохнула на бронзовое зеркало, смахнула со своего короткого, прямого носа соринку и распустила волосы. Наверное, ей хотелось бы иметь от Эйнара детей, будь она его женой: он смотрел на нее так жадно. Само воспоминание об этом взгляде словно обжигало ее. Неужели ей пришлось бы слушаться такого мужа, как Эйнар сын Торгейра, до конца жизни! Отец, конечно, был вспыльчив, но все же он желал своей дочери только добра.
Гудрид заметила, что Торкель взглянул на нее со своего почетного сиденья. Справа от него сидела старая Торбьёрг, а слева – Торбьёрн. Прорицательница слегка улыбалась, оглядывая всех присутствующих по очереди, а Торбьёрн выглядел так, будто он объелся тухлого мяса. Он даже не повернулся в сторону дочери.
Когда Гудрид помогла обнести гостей едой и питьем, она сама присела поужинать. Рагнфрид шепнула ей:
– Жаль, что ты не богата, Гудрид. Мой брат от тебя глаз не отрывает!
Гудрид держалась так напряженно, что она даже не обратила внимание на плохое настроение отца, а к намекам Рагнфрид она уже привыкла. Она сама знала, что хорошо выглядит, и ей хотелось с честью справиться с поручением и пропеть заклинания как полагается. И точно так же она знала, что Торкель не возьмет ее в жены. Он высматривал себе невесту с большим приданым. Гудрид же не собиралась провести всю свою жизнь на этом ветреном Херьольвовом Мысе. А кроме того, Торкель и Рагнфрид постоянно показывали, что они рождены в Гренландии, тогда как она со своим отцом приехала из другой страны! Глаза Торкеля были голубыми и немного глуповатыми, не такими синими, пытливыми, как у того юноши, которого она по-прежнему помнит…