Гудрид испытывала такое чувство, будто ее хлестнули мокрой тряпкой. Когда стало известно, какие перемены ожидаются в Братталиде, она поняла, как привязалась к Торстейну, всегда излучающему уверенность и спокойствие. Она боялась оставить этот двор, чтобы к весне переехать на Бревенный Мыс. На новом месте Торбьёрн уже отстроил дом – грубо сколоченный, маленький, без привычного приятного запаха подвешенного над очагом мяса, без молока и шерсти.
Переведя дыхание, Эрик продолжал, но так тихо, что Гудрид должна была напрячь все свое внимание:
– Я просил Торбьёрна сына Кетиля и Торлейва сына Торбранда, оценить все прочее мое имущество, которое не принадлежит Тьодхильд, – так, чтобы мое наследство было поделено поровну. С одной оговоркой: Лейв получит после меня мой острый меч, Костолом, потому что он останется хёвдингом в Братталиде. А Торкелю достанется моя зелено-желтая лента на лоб, которую Тьодхильд выткала для меня в юности: ведь мальчик унаследовал мои рыжие волосы.
Гудрид украдкой взглянула на Тьодхильд. Ее изящное загорелое лицо с высоким лбом оставалось неизменным, с тех пор как Эрик начал свою речь; руки хозяйки были сжаты, а взгляд устремлен на мужа.
Эрик отер пот со лба и перевел дыхание.
– Наконец, когда мне осталось недолго жить, я хочу, чтобы Тьодхильд благословила меня своей святой водой, чтобы я мог быть похоронен возле ее церкви. Я ведь понимаю, что именно там она захочет покоиться, когда настанет ее черед. А теперь будем же веселиться!
И он передал рог с пивом дальше, а женщины тем временем внесли блюда с едой. Шум голосов в доме возрастал, по мере того как гости все больше хмелели от пива. Эрик говорил мало, ничего не ел, но всякий раз, когда наступала его очередь, помногу отпивал из рога. Вид у него был хмельной и довольный. Когда гости принялись готовиться к ночлегу, он все продолжал сидеть на почетном месте, словно пытаясь продлить пир еще на миг.
Тьодхильд тихо сказала Гудрид:
– Дитя мое, подожди ложиться. Плохи дела с Эриком.
А Эрик ворчливо произнес:
– Я же сказал, что смерть моя близка. И я устроил этот большой пир… Лучшего прощания с жизнью нельзя и придумать, если только воин не погиб на поле брани. И не нужно мне от вас никаких отваров и советов. Болезнь моя и так затянулась.
И он сполз на пол. Торстейн поднял отца и понес его на кровать, а Тьодхильд подложила ему под голову перьевые подушки. Дыхание больного сделалось быстрым и прерывистым, а когда он закашлялся, то из горла пошла кровь.
Тьодхильд послала Торвальда в церковь, чтобы принести бочонок со святой водой. Погрузив пальцы в воду, она совершила крестное знамение над своим мужем.