Сумеречная роза (Скотт) - страница 206

— Речь идет о чести, — уже тише промолвила она, собрав все свое достоинство. — Став вашей женой, я не позволила бы ни одному мужчине прикоснуться ко мне, даже если бы очень любила его. Меня так воспитали люди, для которых честь и верность превыше всего. И лорд Ловелл никогда бы не попытался соблазнить меня. Даже его злейшие враги никогда не обвиняли его в бесчестье. Он отважный человек, который все еще верит в умирающий кодекс рыцарства, как верил наш покойный король и как ваш, который смог нарушить святость убежища, чтобы захватить своего врага, — не верит.

— Богом клянусь…

Она поспешно прервала его:

— Мне не следовало говорить последние слова, Николас, но Ловелл действительно верит в рыцарский кодекс и следует ему. Он самый верный из всех последователей Ричарда, и поэтому, сэр, вы можете быть уверены, что он не мог бы воспользоваться мной, которой покровительствовал его король. И кроме того, Ловелл никогда не предал бы человека, который, пусть и сам того не зная, дал ему убежище.

Он слушал как бы нехотя. Когда она упомянула о верности Ловелла Ричарду, его взгляд стал суровее, а когда замолчала, в его глазах плясали веселые искорки.

— Вы позволяете себе смеяться надо мной? — возмутилась она, упирая руки в бока.

Он покачал головой:

— Я не смеюсь, мадам, но вы должны благодарить небеса, что я могу найти что-то забавное в вашем заявлении. Получение приюта Ловеллом от меня в моем собственном замке является достаточной причиной поверить, что он не предаст меня, разве не смешно?

Она улыбнулась, осознав иронию, но смотрела на него настороженно, не зная, поверил он ей или нет. Но он все молчал, и, не в силах больше терпеть, она выпалила:

— Ребенок ваш, Николас! Я не сказала вам о своем положении раньше, потому что боялась, что вы не позволите мне путешествовать, а я больше всего на свете хотела приехать в Лондон. А ведьма Мэдлин вообще не имела права рассказывать вам!

Он подошел к ней, нежно обнял и, привлекая к себе, успокоил:

— Она не собиралась рассказывать мне, но, дорогая, вы же знаете, какая она. Слова просто вылетают из нее, когда она меньше всего этого ожидает.

— Я поняла, что вы злитесь, еще когда вы говорили с королем. — Элис положила голову ему на грудь. — Я не знала, что случилось, но я учусь распознавать интонации вашего голоса, и, хотя вы говорили спокойно, я знала, что что-то неладно. А когда вы забрали письмо, ваш гнев напомнил мне о той ужасной ночи в Бертоне, когда вы страшно рассердились на меня. Тогда я думала, что не смогу… не смогу…

— Укротить меня своими женскими уловками? — Он отстранил ее и заглянул ей в глаза. — Мои недолгие опасения насчет Ловелла, — объяснил он, — и ребенка — только часть целого, потому что, как бы галантно он ни вел себя, ему незачем переписываться с вами. Вы не должны общаться с ним, мадам, и тем более предоставлять ему убежище всегда, когда появляется такая возможность. Клянусь распятием, мне трудно понять, почему он подвергает себя такой опасности. Почему он так уверен в вас, если действительно не имеет никакого романтического интереса?