– Вы звонили? – повторил он вопрос участкового, и Эртель узнал бесцветный голос из телефонной трубки. – Судебный исполнитель Кравченко, – перед глазами Эртеля мелькнуло удостоверение с пятнышком фотоснимка. – Вы, значит, точно не родственник?
Эртель отрицательно покачал головой, отчего гостиная поплыла и не сразу вернулась на место. Все предметы в пустоте были плохо закреплены, в том числе и стул, чью гнутую спинку Эртель ощупал, как слепой, но садиться все-таки не стал.
– Одинокая женщина была гражданка Ракитина, – сипло вздохнул судебный исполнитель, вновь укладывая потертые локти на свои убористые странички. – Сейчас составим опись имущества, квартира будет опечатана до объявления наследников. А вы, собственно, чего хотели?
– Я хотел забрать кота, – прошептал Эртель, глядя на буфет, где стояли принесенные им в позапрошлый раз голландские розы, ставшие теперь тусклыми и жестяными.
Да ради бога, уважаемый! – оживился судебный исполнитель, растянув грибные губы в подобие доброй улыбки. – Нам меньше хлопот, не надо оформлять животное в приют. Валера! – крикнул он в коридор. – Тут за котом приехали, где он у нас?
– А ушел! – сердито отозвался участковый, возникая в дверях. – Такого кота надо брать брезентовой рукавицей. Я его в туалете хотел запереть, а он мне руку располосовал – и в подъезд!
– Ну, значит, в подъезде сидит, – примирительно сказал судебный исполнитель, ерзая измятой задницей по цепкому плюшу. – Никуда он не денется, зима на дворе. Можете, кстати, «Вискас» захватить, там, на кухне, полмешка осталось.
– Нет, спасибо, я возьму вот это, – Эртель поднял с пола затоптанную плюшевую крысу, на которой отпечатался четкий, словно шоколадный, след сапога.
Участковый и судебный исполнитель переглянулись, пообщавшись круговыми движениями бровей.
– Может, вам валерианочки накапать? – спросил участковый, переменив голос и взгляд. – Я лекарства нашел, целую коробку. Вы бы за руль не садились пока. А то бывает: сердечный приступ – и в столб. Покойница тоже от сердца…
– Спасибо, я здоров, – перебил Эртель.
Участковый, испуганно моргнув, отступил. Эртель много раз представлял, как он будет уходить из этой квартиры, получив от Елизаветы Николаевны твердое «нет». Теперь он словно попал в свое воображение. Знакомая, наперед пережитая зыбкость в ногах заставила его споткнуться о капризный столик, с которого, стрекоча, скатился карандаш. Эртель резко нагнулся над сбившейся в кучу маленькой обувью, сообразил, что надевать ничего не надо, ботинки на нем, и, надев одну только отрепетированную улыбку, вышел в подъезд.