Минасян с завистью поглядел на своего спутника. Он уже знал о его жизни, знал, что тот возвращается в свой дом к привычному труду, к своей семье.
«Передал письмо, заработал и идет домой, – подумал он. – А я останусь в лесу, опять один. Надо нести это письмо в Бешкардаш, а потом? Нет, сейчас не могу, пойду в Ажары, к Измаилу. Он свой, не выдаст. Поем, отосплюсь».
Сознание, что до Ажар у него будет попутчик, успокоило его, и он зашагал быстрее.
Косые лучи заходящего солнца еще освещали тропу, но местами длинные тени уже лежали на камнях, напоминая о близкой ночи. Все больше и больше сгущались сумерки в темнеющих проемах горы. Пройдя половину узкой тропы, горец замедлил шаг. Что-то темнело впереди. Он ясно помнил, что тут ничего не было, когда он шел сюда. Он остановил Минасяна.
– Видишь? – не оглядываясь, шепотом спросил он и почувствовал, как рука Минасяна остановила его и потянула к стене. В это же мгновенье из темноты блеснул огонь и где-то совсем рядом хлестнула пуля. Длинное эхо отдалось в горах. Сразу же вдалеке залилась лаем собака. Инстинктивно прижимаясь к стене, открытые и беспомощные, Минасян и горец продолжали всматриваться. И, наконец, разглядели бревно, лежащее поперек дороги.
– Эй, Минасян! – услышали они голос из-за завала. – Бросай оружие!
Вскинув винтовку, Минасян выстрелил. Дробное эхо снова отдалось в горах.
– Бросай оружие! – дождавшись тишины, крикнул тот же голос.
Объятый страхом, чувствуя, как всего его охватывает нервная дрожь. Минасян, почти не целясь, стрелял в темноту, истратил две обоймы. Но когда эхо затихло, ему стало страшно. Огоньки выстрелов показывали, что за завалом притаились несколько человек. Надо было возвращаться назад и скрываться в лесной чаще Цебельдинского района. Но, отнимая у него эту единственную возможность, выстрелы раздались и сзади. Это было концом! Ночью он еще мог, изредка отстреливаясь, не подпускать к себе никого, но с рассветом с ним будет покончено, да и патронов было слишком мало, чтобы продержаться до утра. Мысль его лихорадочно искала пути спасения, искала и не находила.
Стреляя, он забыл о своем спутнике, но сейчас, оглядываясь вокруг и не видя горца, тихо спросил:
– Коста, где ты?
Откуда-то сбоку, снизу, тот растерянно, хрипло ответил:
– Здесь я, что делать будем?
Присев на корточки, Минасян нащупал лежавшего Косту.
– Слушай, сдаваться нужно! – заговорил тот. – Письмо спрячем, руки подымем. Что сделают? Подержат и отпустят.
«Тебя-то, может, и отпустят», – с тоской подумал Минасян и посмотрел на почти отвесно уходившую вверх темную каменную громаду, на кромку тропы, за которой глухо гудела полукилометровая пропасть. Он понял, что теперь ему уже не уйти, сел на камень, обнял колени и, опустив голову, глубоко вздохнул.