Повинуясь какому-то импульсу, Маша обошла немногочисленных больных и всех уговорила выписаться. До двух часов дня она оформляла на них истории болезни.
Потом она снова решила позвонить в роддом, узнать, как идут дела. Но в этот раз голос у заведующего был вовсе не таким благодушным.
— Как дела? — переспросил он Машу, и той показалось, что в голосе послышались раздражение и издевка. — У ребенка дела ничего, он жив. А вот медсестра ваша сбежала!
— Как сбежала? — не поняла Маша.
— Через окно в туалете. Отделение-то на первом этаже. Причем сбежала без верхней одежды. Женщины в палате сказали, что кто-то к ней приходил.
— Не может быть! — глупо сказала Маша и услышала, как доктор в трубке только вздохнул.
«Что за мир, что за люди! — подумал он. — Одни мучаются по двадцать лет, не могут родить. Другие, не понимая, насколько им повезло, что они выпутались благополучно из такой лотереи, как роды, оставляют ребенка и бегут черт знает куда!»
— А вы уверены, что это она? И может быть, она еще вернется? — спросила Маша.
Борис Яковлевич предположил, что с ним разговаривает какая-то тупица. Но он был от природы вежливым человеком.
— Вряд ли, — ответил он. — Такие не возвращаются. Насколько я понял из рассказов, к ней приходила какая-то чернявая девица, они о чем-то долго шептались, а потом ваша подопечная исчезла. Она оставила записку, кстати, на бланке вашего отделения.
— А что в ней?
— Ничего особенного. Пишет, что оставляет ребенка государству. Просит ее не искать. Сообщает, под какой фамилией записать ребенка.
— Под какой? — Сердце у Маши заколотилось так, что стало выпрыгивать из груди.
— Неразборчиво написано, — пробурчал в трубке ответ. — Заглавная буква Д. Кажется, Дорн. Странная фамилия и почему-то знакомая. — Борис Яковлевич порылся в памяти, но ничего там не нашел. — Может, отец иностранец? — предположил он.
Маша почувствовала, что в ней родилось и стало вызревать какое-то смутное решение. Какое — она еще и сама не могла сформулировать точно.
— А что вы сделаете с ребенком? — спросила она.
— Подержим у нас какое-то время, пока не наберет вес. А потом передадим в детскую больницу или сразу в органы опеки. Может, усыновит кто-нибудь…
«Усыновление! — вот было это решение, которое пришло в голову Маше. — Но как же так, ни с того ни с сего! — Она сама не могла понять, как могло оно сформироваться в ней. Но в то же время она чувствовала, что с каждой минутой это решение крепнет. — Он будет мой, только мой! — думала она о ребенке. — Я воспитаю его так, как хочу. Я наконец перестану быть одинокой. Я создам ему семью. Я буду ему всем — целым миром, всей вселенной. Он будет жить, окруженный любовью. Я его всему научу!»