Музыка заливалась в пламенном крещендо. С возгласом Мирран бросилась на сиденье рядом с Аргиросом, обхватила руками его шею и прижалась к нему разгоряченным телом. Он почти не слышал бурных рукоплесканий, заполнивших таверну.
А потом, когда она поднималась с ним по лестнице, он не обращал внимания на несущиеся им вслед завистливые улюлюканья.
«Истинная добродетель – знать, что для тебя важнее в каждый момент», – сказал он себе.
Наутро он проснулся весьма помятым, но в остальном чувствовал себя так хорошо, как еще никогда в жизни. Мягкий соломенный тюфяк для двоих был узковат, и Мирран закинула ногу на голень Аргироса. Он медленно и осторожно повернулся и встал, но все равно разбудил ее.
– Прости.
Она томно улыбнулась:
– Тебе не за что просить прощения.
– Я рад.
Он галантно отвернулся спиной, чтобы воспользоваться ночным горшком, затем взял стоявший у кровати кувшин, плеснул воды на лицо и прополоскал рот. Запустив пальцы в волосы и бороду, он обнаружил колтуны и встряхнул головой в притворном испуге.
– Ты, наверно, думаешь, что меня трепали собаки, судя по моему виду.
– Ты всегда так переживаешь? – спросила она, поднялась и с наслаждением потянулась.
– По правде говоря, да.
Он подошел к своим седельным сумкам, которые еще не распаковывал, чтобы поискать гребень. Несколько позвякивающих безделушек и вуаль лежали поверх кожаных сумок. Она взяла их, пока Аргирос копался.
Он вынул три-четыре небольших, прочно закупоренных горшка с кусочками ткани, торчавшими из проделанных в пробках дырочек.
– Что это такое? – спросила Мирран; ведь такое не встретишь в обычном багаже путешественников.
Аргирос быстро нашелся.
– В них глина, – сообщил он. – Через это я фильтрую воду из резервуаров и по количеству и типу осадка могу судить о чистоте воды.
– А-а, – кивнула она, не проявляя интереса к чему-либо столь низменному, как предполагаемые профессиональные приспособления Аргироса.
И все же он обрадовался, когда нашел гребень и наконец смог убрать горшки на место. Они были наполнены не глиной, а франко-саксонской смесью древесного угля, серы и селитры, которую оружейники Константинополя окрестили адским порошком. Аргирос не намеревался афишировать существование смеси без крайней необходимости.
Он расчесал спутанные бакенбарды.
– Вот так-то… ох… лучше.
Одевшись, Василий заявил:
– Я знаю, что мои занятия кажутся глупыми, но Дарасу может понадобиться вся вода, какая есть в наличии, чтобы выдержать персидскую атаку, если из-за пергаментов, о которых я слышал, вспыхнет восстание.
Мирран просто пожала плечами, на что стоило посмотреть.