Димон полез в брючный карман, но водила взмахнул руками.
– Этого не надо. Деньги у него с того раза остались. Лучше не давать. Найдут при шмоне и... На хрена нужны лишние неприятности.
– Логично, – согласился Димон.
Он весело посмотрел на Финогенова. Водитель явно чувствовал себя не в своей тарелке. Такие квартиры он видел на картинках в журналах. А вот теперь сам попал в зазеркалье, где живут богатеи вроде этого Димона. Почесывая затылок, Финогенов, прикидывал про себя стоимость вещей, стоявших в комнате. Переводил взгляд с богатой люстры на стены кабинета, обитые гобеленовой тканью, со стен на картины, с картин на богатые шкафы, инкрустированные медью и украшенные ручной резьбой.
– Ты кури, – сказал Димон, – не стесняйся. Тебе эта картина понравилась? – он показал пальцем на полотно в золоченой раме, висевшее у него за спиной. – Это Поль Сезанн. – Димон задумался на секунду и пояснил: – То есть это не сам Сезанн нарисовал. Это копия. Очень хорошая дорогая копия. Написана почти сто лет назад. На подлинник у меня денег не хватает. Пока не хватает.
– Сазан? – переспросил Финогенов, так и не рискнувший закурить. – Похоже на кликуху.
– Это фамилия. Ну, художник такой был, французский. Картина называется "Дом повешенного". То есть натурально в этом самом доме удавился мужик. А Сезанн нарисовал дом.
– А на фиг его рисовать, если там человек руки на себя наложил? И дом так себе. Ни красоты, ни радости.
– Ну, не знаю, – ответил Димон. – У Сезанна ведь не спросишь. Потому что он того... Сам давно в ящик сыграл. И закопали. Значит, не нравится?
Финогенов пожал плечами, мол, у богатых свои причуды и мозговые завихрения. В своей квартире, даже в щитовом дачном домике эту мазню он никогда бы не повесил. Сколько бы она ни стоила, хоть тысячу долларов. А Димон, видать, большие бабки вбухал в "Дом повешенного".
– Не то, чтобы не нравится, – Финогенов боялся оскорбить художественный вкус Ошпаренного. – Мрачная картина. На любителя. А вот кабинет у вас хороший. Как в Третьяковской галерее побывал. Тут посидишь, сам художником заделаешься.
– Ладно, – махнул рукой Димон, заканчивая дискуссию на высокие темы. – Чего он велел на словах передать?
– Ничего такого, – помотал головой Финогенов. – Сказал, что в письме всего не напишешь. Мол, встретитесь и потолкуете. И просил напомнить насчет вещей. Чтобы вы не забыли.
– Не забуду. Еще что?
– Ничего. Благодарил за деньги и харчи. У него все пучком.
Димон, не скупясь, сунул водителю в лапу несколько крупных купюр и проводил его до лифта.
* * *
Вернувшись в кабинет, он долго шарил по выдвижным ящикам шкафов, распаковал пыльную коробку, забитую всякой мелочью, пока не нашел, что искал. Застекленную фотографию двадцать на пятнадцать в самодельной рамочке. Темный лак на ней облупился, а стеклышко треснуло в углу. Димон протер свою находку салфеткой, поставил на стол, включил лампу.