– А как они относились к изменам? – снова спросила Катя.
– Если это любовная связь мужчины с чужой женой, то обычно говорилось, что мужчина «одурачил», «обманул» женщину.
– А если...
– А если же речь шла о любовной связи женатого мужчины с одинокой женщиной, то о ней говорилось как о «побочной» жене. Дети их тоже считались «побочными».
– Вечная дискриминация! – сердито произнесла Катя.
Лаэртов поцеловал ей руку.
– Милая моя... В те времена люди так же влюблялись, испытывали страсть, ревновали... Я повторяю – другой была оценка этих переживаний: не было их романтизации и идеализации. Но сейчас все иначе, – прошептал Толик, нахмурившись. – Катя, так нельзя... Нет, я, конечно, не знаю твоей истории в целом, да и вообще – не мое дело судить, но... Нельзя строить свое счастье на чужом горе!
«Моя душа умерла...» – мгновенно вспомнила Катя, и прежние сомнения вновь всплыли на поверхность.
– Может... Может, и не будет никакого горя, – пробормотала она. – Лаэртов, это же самая обычная жизненная ситуация...
– Я бы с тобой никогда так не поступил, – проникновенно сказал он. – Мне и в голову не приходило завести роман на стороне... Твой Алексей – он...
– Ты просто ревнуешь! – закричала она. – Я поняла – ты ревнуешь!
– Я не ревную! – неожиданно и он стал кричать, очки с его носа свалились, и он опять едва успел подхватить их. – Я просто не узнаю тебя! Моя Катя не была такой! Моя Катя не разрушала чужие семьи!
– Да там давным-давно все разрушено!
– Откуда ты знаешь?
– Знаю! А ты... Ты, Лаэртов, старомодное чучело!
Толик молчал, тяжело дыша. Катя тоже замолчала. Сердце у нее билось, словно сумасшедшее, и все та же тоска, которая, оказывается, никуда не исчезла, снова заползала в ее душу.
– Да, я чучело... – осипшим голосом прошептал Толик. – И меня нельзя любить...
Кажется, за стеклами его очков блеснули слезы. Милый, глупый Толик Лаэртов, который боялся всего на свете и которого мог так шокировать чужой роман...
– Прости меня! – улыбнулась Катя. – Ты вовсе не чучело. Лаэртов, я не имею права ругать тебя – ведь сегодня же твой день рождения...
Катя поспешно обняла его.
Лаэртов осторожно, робко положил ей руки на плечи.
– Я об этом думала, Лаэртов... – прошептала жалобно Катя. – Ну, о том, что поступаю неправильно. Но что же делать? Я очень люблю Алешу...
– Да-да, я понимаю... – вздохнул он. – Любовь – это величайшая радость, но в то же время – величайшее горе.
– Что же делать?
– Я не знаю.
Катя снова откинулась назад.
Толик, скрестив руки на груди, с мягкой улыбкой смотрел на нее.
– Лаэртов...
– Что?