Он мог бы, по примеру тех же суфиев, пуститься в рассуждения о том, что они оба подразумевают под словами «отречение», «обычный мир» и «вечные ценности». Беседа обещала быть долгой и увлекательной, тем более, что подслеповатому старцу она была бы крайне приятна.
Но любознательность Хайсагура обычно распространялась на вещи, существовавшие в природе, а не в человеческом воображении. И потому он не стал разбираться в причинах и следствиях своего одиночества, которое, если взглянуть с другой стороны, было похвальным отречением от мирских соблазнов, а если взглянуть еще и с третьей стороны – ничего в том не было похвального, ибо совершалось не по доброй воле. Он попросту вспомнил, зачем пришел в эту завию и на это кладбище.
– О шейх, – сказал он. – Не знаешь ли ты, куда ушли ученики ас-Самуди? Я бы хотел отыскать их и сообщить им то, что предназначалось для их учителя. Возможно, они голодают, и мерзнут ночью, и терпят иные бедствия, от которых я мог бы их избавить.
Слова эти означали, что гуль прекрасно помнит о пенале с обрывками заклинаний, и желает идти дальше по следу этого пенала, чтобы выяснить, как он попал в руки любителя змеиных ядов и кто этот враг Аллаха.
– Это благое намерение, – одобрил старец. – Ведь ас-Самуди жил небогато, и после его смерти мало что осталось жене, а уж ученикам и вовсе ничего не досталось.
Но он не знал, куда разбрелись эти люди. Никто из них не приходил к нему и не прощался с ним перед дальней дорогой.
Расставшись с шейхом, Хайсагур вернулся в хан, где обычно останавливался, и для удобства размышлений прежде всего разулся.
Он узнал немного – ас-Самуди умер после кровопускания, сделанного цирюльником Абд-Аллахом по прозвищу Молчальник. И можно было понять, что ас-Самуди и раньше приглашал к себе именно этого цирюльника, яростного шиита, что не нравилось суфийскому шейху, принадлежавшему к суннитам.
А сейчас Хайсагур услышал это имя от вдовы цирюльника, который обычно брил его. Он, Абд-Аллах Молчальник, взял к себе сироту Хусейна, чтобы обучить его ремеслу и дать ему средства к существованию. Это говорило в пользу бесноватого искателя скрытых имамов.
Мальчику было около пятнадцати лет, а в этом возрасте правоверный уже может иметь жену, а не только ремесло.
И еще в этом возрасте он уже присутствует при разговорах старших как собеседник, и задает вопросы, и получает ответы, но еще не обременен подозрительностью, – так что именно Хусейн мог бы рассказать о наследстве ас-Самуди.
Хайсагур со вздохом принялся натягивать сапоги…
Улицу Бейн-аль-Касрейн он нашел довольно быстро, и верную примету – выходящие на улицу два окна и самое большое дверное кольцо, какое только можно представить, равным образом.