Эти слова она уже произнесла вслух, подходя к машине и ощущая, как от страха, от самого элементарного страха перед темнотой и этой жуткой подворотней, сквозь которую она почти пролетела, не чуя под собой ног и видя лишь обратный полукруг арки, за которой уже на улице, на чистой внешней улице, а вернее – над ней, сияют уютные, словно вырезанные из фольги звезды, у нее дрожит все тело…
Уже в машине, тронувшись с места и включив музыку, она почувствовала относительный покой и медленно, наслаждаясь самой ездой и проплывающими за окнами синими и сиреневыми, оранжевыми и желтыми, бледно-голубыми – в зависимости от освещения – и совсем черными улицами, она поняла, что ехать к Лоре поздно, что после того, как она примет мужчин, сделавших ее жизнь адом, ей будет не до визита частного детектива, озабоченного поисками ее соседки по дому. Да и вообще, хорошо ли тревожить сон женщины, и без того настрадавшейся и, быть может, тоже нетрезвой… Ведь пила же Лена эти два дня после того, как узнала, что погиб Захар…
Но так случилось, что ровно в полночь ее машина остановилась все же возле дома номер тридцать восемь по Большой Горной. А ведь Юля просто каталась по ночному городу… Неужели ход ее мыслей привел именно к этому дому?
Она посмотрела на окна Лориной квартиры: они все светились. Значит, она не спала. Только вот как узнать, одна она или нет? А что, если у нее еще остались «гости»?
Она вышла из машины, набрала код замка, и дверь подъезда распахнулась, впуская гостью как свою. Несколько ступенек – и она остановилась перед уже знакомой дверью. Нажала на кнопку звонка, и ей почему-то показалось, что эта самая кнопка стала горячая, словно воспалилась от частых прикосновений… «Это все эмоции», – решила она и второй раз нажала уже более уверенно…
Если бы ее спросили в тот момент, что страшнее, стоять возле металлического стола в морге и проходить ночью сквозь зловонную подворотню или звонить ночью же в дверь женщины, которую почему-то назвать проституткой не хочется, хотя иначе ее и не назовешь, то Юля бы ответила: звонить ночью в дверь Лоры.
Дверь довольно быстро открыли. Но вместо Лоры она увидела перед собой совершенно голого мужчину лет пятидесяти. Он был полноват и лысоват; яркий свет прихожей освещал его рыжеватую шерсть на теле, выпуклый отвратительный живот, темно-коричневые крупные соски на бледной груди. Он был жутко пьян и еле держался на ногах. Нечто темное и бесформенное трепыхалось у него между ляжками каждый раз, как он переступал, боясь потерять равновесие, с ноги на ногу.