И тогда уж он преподаст стерве урок, как надлежит себя вести, начав с воздаяния должного его мужскому достоинству. Дездемона Линдсей имеет в своем арсенале кое-какие хитрости; возможно, он убедит любовницу, и та научит мисс Скайлер уважать его.
Представив эту радужную картину, Ник даже замурлыкал от удовольствия и, опрокинув в горло бренди, позволил себе предаться воспоминаниям о том, как впервые познал сладость тела Дездемоны.
Стоял холодный зимний день 1862 года, когда восемнадцатилетний Ник Леннокс, возвращаясь в Колумбию, поднялся на борт парохода «Фивы», курсировавшего по Гудзону. Пол строго-настрого запретил ему идти в армию, так что Нику ничего не оставалось, как только добиваться успеха в учебе и ждать, когда ему выпадет шанс улучшить жизнь после выпуска.
Никого особенного среди своих попутчиков он не приметил, по крайней мере на бойлерной палубе; основную массу пассажиров составляли флегматичные коммерсанты, не способные предложить ему ни общения, ни связей. Проклятие! А Ник так надеялся в этом путешествии завязать знакомства с людьми, которые в один прекрасный день предоставят молодому банкиру работу, и со временем он сможет встать во главе компании «Данлеви и Ливингстон», которой владел его крестный отец Сайлас Данлеви. Вот только для этого требовались деньги и связи.
Образование Леннокса оплачивала миссис Пендлтон, которую он шантажировал связью с чернокожим столяром. Тем не менее этого было явно недостаточно, чтобы бороться за главенствующее положение в банковском деле в Нью-Йорке с этим ханжой-идиотом Дж. Пирпонтом Морганом.
Путешествие в целом обещало быть скучным, особенно без речных нимф на борту, то есть шлюх, промышлявших развлечением джентльменов во время плавания. Ник так и не смог понять, почему на речные суда западных перевозчиков вход для «жриц любви» был заказан.
Внезапно до его слуха донеслись обрывки разговора соседей. Стоя неподалеку, они тоже наблюдали, как на борт поднимаются последние пассажиры.
– А я говорю, что Грант – лучший из худших, – упорствовал человек рядом с Ником. – Он чертовски хорошо проявил себя у фортов Генри и Донелсон, а его победа при Шайло была отлично спланирована.
– Сын дубильщика? Нет уж, лучше Макклеллан – он по крайней мере джентльмен, – упрямо произнес второй мужчина, в словах которого слышались отзвуки старого спора.
Судя по всему, спорить эти двое могли до хрипоты, и Ника они не особенно интересовали; его внимание привлекли две женщины, прощавшиеся на пристани: одна, миниатюрная, с кремовой кожей и золотистыми волосами, выбивавшимися из-под шляпки, была исключительно хороша собой. Вторая, очевидно ее мать, была более высокой и темноволосой, с роскошной грудью и поразительно тонкой талией. Но самым важным ему представлялось то обстоятельство, что на обеих дамах красовались соболиные пелерины.