– Куда ты к черту под пули лезешь!? Сядь вот тут на пол. Возьми трубу мою, подержи.
Выглянул в амбразуру, посмотреть, в чем дело. Внизу, недалеко от стены – темна вода Мухавца. Холмский мост с разбитым настилом, с поломанными перилами. Противоположный берег непролазно зарос кустарником, низко склонились над рекой ветлы. Оттуда, из зеленой гущины, вели огонь немцы.
Взгляд Сашки скользнул дальше: постройки госпиталя, черное пожарище на месте дома, в котором жила медицинская сестра Зина. А дерево уцелело, старый дуб, росший как раз возле ее окна. Где она сейчас, Зинуха-толстуха? В подвале, наверно, прячется от стрельбы. Хоть и некрасивая она, и старше лет на восемь, и поворчать любит, а вот привязался к ней Сашка. Не только ночевать ходил, а нет-нет да и забежит среди дня, перебросится парой слов – вроде и жить веселей, и служба легче. Даже ревновать начал, когда узнал, что она получает письма от бывшего своего дружка – демобилизовавшегося сержанта…
Фокин хотел было отойти от амбразуры, но увидел толпу, появившуюся со стороны главного корпуса госпиталя. Шли люди, одетые как-то странно, не по-военному. Только присмотревшись, Сашка понял, что это: от госпиталя к Холмским воротам шла толпа больных в длинных синих халатах, без головных уборов. На некоторых белели свежие повязки. Больных было человек сто, а может, и больше. Сашка подумал: немцы не хотят возиться с ними, пусть, дескать, свои лечат.
– Держите их под прицелом! – крикнул лейтенант. Фокин пожал плечами: «Зачем?»
Больные шли медленно, плотной толпой, поддерживая друг друга. Красноармейцы высовывали головы из укрытий, махали руками: скорей, скорей! Нетерпеливые бросались к воротам, чтобы бежать навстречу, на мост.
Никто не стрелял, ни немцы, ни красноармейцы.
Опередив толпу метров на двадцать, шагал, опираясь на палку, высокий худой человек. Левой рукой придерживал полу халата, не давая ему распахнуться. У него были длинные волосы и очень белое лицо – заметно даже издалека. Сашка решил, что это командир.
Толпа приближалась к мосту. И вдруг по окнам казармы, по красноармейцам у ворот стеганули пулеметные и автоматные очереди. Боец-пограничник, смотревший в амбразуру, опрокинулся навзничь и упал, глухо ударившись затылком об пол. Правую щеку залила кровь.
«Больные» бежали по мосту, из-под халатов мгновенно появились автоматы. Высокий и длинноволосый вытаскивал из карманов гранаты, на бегу бросал их; они черными мячиками летели к воротам.
– Немцы! Огонь! – кричали в казарме.
Сашка целился в длинноволосого, но никак не мог попасть – фашист бежал неровно, скачками, срывался с мушки. Навстречу ему, от ворот, набегали наши. Боясь попасть в своих, Фокин ударил длинной очередью по тем немцам, которые были еще на мосту. По мосту стреляли многие красноармейцы, много фашистов падало там, но Сашке казалось, что все это от его выстрелов.