С утра, пока не очень еще припекало солнце, Виктор отмахал пешком километров двадцать и добрался до реки Щара, что на полпути между Барановичами и Березой Картузской. Тут начиналась уже Полесская низменность: вдоль дороги чаще встречались болота, в сырых низинах густо росли ольха и ясень.
Шоссе было забито людьми, повозками и машинами. Клубами вилась пыль, оседая на придорожные кусты и траву, покрывала их унылым серым налетом.
Немцы не бомбили шоссе – для себя берегли, что ли? Истребители и бомбардировщики с крестами на крыльях появлялись довольно часто, проносились иной раз так низко, что едва не сбивали головы людям. Иногда обстреливали из пулеметов. Но Виктор не видел ни одной воронки.
Миновав мост через полноводную Щару, беженцы чувствовали себя в безопасности. Повозки и машины съезжали с дороги на луг в такую высокую траву, что она закрывала колеса: повозки были похожи на лодки, плывущие по зеленому морю. Табор раскинулся вдоль берега и а несколько километров. Поили коней, заправляли машины, готовили еду на кострах. Уставшие спали в тени.
У кромки воды пестрели на траве сарафаны, платья, рубашки – люди лезли в реку освежиться, смыть грязь.
День был безоблачный и безветренный. К полудню сделалось так жарко, что люди на шоссе прямо-таки задыхались в пыли. Движение на дороге уменьшилось, а табор у реки продолжал быстро расти. Виктор искупался, выполоскал майку, постирал гимнастерку. Лег в кустах недалеко от моста, неохотно жевал черствый кусок черного хлеба с растаявшим маслом. Сердце покалывала тревога. На двенадцать часов опоздал в часть, и неизвестно еще, когда доберется. Говорят, немцы в Бресте. И в Кобрине. А где же тогда полк? Сашка воюет, Бесстужев воюет, а он загорает здесь. Вот уж не повезло, так не повезло!
Над шоссе появился двухмоторный самолет. Его вращающиеся винты блестели на солнце, как два прозрачных слюдяных диска. Самолет сделал круг, снижаясь и, покачивая крыльями. От моста, от реки побежали к лесу люди, купавшиеся выскакивали на берег. Виктор лежал на спине, глядя на самолет, и думал, что летчик, наверно, хохочет, видя такую картину. Это разозлило Виктора. Смеется там, гад, будто все боятся его. Поднялся и стал открыто, а когда самолет промчался вблизи, погрозил ему кулаком.
И на этот раз летчик не бросил бомбу. Прошел низко вдоль берега, стреляя из пулеметов; по воде протянулась длинная цепочка белых, перекипающих пузырьков.
Пострелял и улетел, а люди снова потянулись к реке, громко перекликаясь, разыскивая свою одежду. Долговязый шофер-красноармеец спрашивал всех: «Майю не видели? Беленькая, кучерявенькая, шестнадцать годков?» Держал в руках зеленое платье и босоножки, говорил удивленно: