Немцы бросали бомбы с сиренами. Это действовало. Даже на тех участках, куда бомбы не попадали, люди лежали на дне укрытий, боясь подняться, и с ужасом слушали звериную какофонию.
По сравнению с этим воем нестрашными казались взрывы, тем более что значительную часть своего груза летчики сбросили над вырубкой, не разглядев траншеи.
Ракохруст после бомбежки поднялся как во сне, ничего не соображая. Не мог унять дрожь в ослабевших, недержащих ногах. Страх туманил рассудок, заставлял исступленно колотиться разбухшее, ощутимо горячее сердце. Билась в голове только одна мысль: спастись, уцелеть, убежать отсюда. И он убежал бы, но подсознательно понимал – не дадут. Все его духовные силы были направлены сейчас на то, чтобы как угодно, любым способом, спасти, сохранить свое родное, большое и привычное тело, чтобы оно осталось послушным, теплым и сильным.
Стоял с окаменевшим лицом, смотрел невидящими глазами: что-то мелькало перед ним черное, зеленое и голубое, но он не осмысливал этого, он весь был устремлен в себя самого и ощущал себя так ново и остро, как никогда.
– Живой? – крикнул старшина, пробегавший походу сообщения. – Молодец ты! А сосед твой в штаны напустил, ей-богу! Мокрый! Ну, будь готов! За соседом смотри!
Пашка не понял слов старшины, привычно кивнул, соглашаясь.
Появились немецкие танки. Они на ходу принимали боевой порядок «линия», развертываясь веером из колонны. Было их много, никак не меньше пятидесяти. А следом за ними, прямо по полю, ехали грузовики с пехотой.
За лесом начали бить пушки, сперва недружно, одиночными выстрелами. Снаряды рвались возле танков и позади них. Это побеспокоило немцев и нарушило их порядок. Пехотинцы выпрыгивали из грузовиков. Автомашины начали отставать, поворачивали обратно.
Танки шли небыстро, не отрываясь от развернувшейся в цепь пехоты. Грохот пушек становился все гуще, батареи, пристрелявшись, вступали в огневой бой, снаряды рвались теперь непрерывно, сразу по нескольку; на поле взметывались и рассыпались черные столбы вздыбленной земли, вспыхивали грязно-белые разрывы шрапнели. Курсанты, высовываясь из окопов, смотрели.
Артиллерия работала точно. В немецкой цепи появились прогалины, пехота все больше отставала от танков и, наконец, залегла. Но танки не останавливались. Они, наоборот, прибавили скорость. Батареи перенесли огонь на танки, но урона почти не причиняли, потому что машины двигались быстро и маневрировали, меняя направление. Корректировщики не успевали пристреляться. Но уж если попадал тяжелый снаряд в танк, то раскалывал его, как орех. Машины разваливались на куски. А один танк близким взрывом опрокинуло на бок.