Напрасно. Гибкую и легкую фигуру не могла скрыть уродливая одежда. Не красавица, но тонкая и изящная, что должно нравиться многим мужчинам. Камерон знал многих гораздо менее привлекательных женщин, которые умели выгодно подать достоинства своей внешности. Джиллиан Боуэн, по всей видимости, пренебрегала этими женскими секретами или просто не имела желания их узнать.
Не то чтобы для него это много значило – он ничего не имел против того, чтобы она оставалась серой как мышка и дрожа выслушивала его приказания. Только вот дрожала она не от страха, а от едва сдерживаемой ярости, и эта ярость была ему приятнее, чем страх, а разбираться в причинах такой странности ему не хотелось.
– Трудность в том, – вдруг громко и напористо произнес доктор Боуэн, – что в тот самый момент, когда кровь вытекает из тела, она от соприкосновения с воздухом становится ярко-красной, так что невозможно определить, венозная это кровь или артериальная, если вы не знаете… – Тут голос его затих, и доктор смутился не меньше гостя.
– Ты переутомился, папа. – Джиллиан бросила на Камерона свирепый взгляд. – Уже поздно, ты сможешь продолжить лекцию завтра…
– Продолжу завтра, – покорно согласился Уилтон. Он повернулся к Камерону и, по всей видимости, собирался спросить, кто это такой, но вдруг лицо его прояснилось. – Джиллиан, надо дать постель молодому доктору Смиту.
– Сегодня мистер Камерон может укрыться своим плащом. – Джиллиан осторожно вывела отца из-за стола. Старик стоял, покачиваясь, и казалось, что он может заснуть стоя. Камерон видел такое раньше у маленьких детей: они часто от капризного бурчания мгновенно переходили к глубокому спокойному сну. Хотя сам Камерон многие годы не имел возможности спать спокойно, он не хотел бы оказаться на месте доктора Боуэна: вряд ли крепкий ночной сон стоил того, чтобы ради него потерять накопленные за целую жизнь знания и опыт.
И все-таки ему нестерпимо хотелось испытать ощущение такого приятного пустяка – лежать перед камином, завернувшись в свой плащ.
Пока Боуэны медленно шли из кухни в прихожую, он повернулся к камину и уставился на мерцающее пламя, слушая редкие раздраженные вопросы доктора Боуэна и тихие, успокаивающие ответы Джиллиан.
Они вдвоем – там, он – здесь. Так и должно быть. И все же Камерон чувствовал себя на редкость одиноким. Странное ощущение для человека, который гордится своей склонностью к одиночеству, даже необъяснимое, учитывая то, что он едва знаком с этими людьми и собирается забыть их, как только выполнит свою задачу, если, конечно, они все к тому времени не погибнут.