– Мальчишка. Девяносто девять процентов! – я сначала разрыдалась от счастья, а потом вдруг отчетливо осознала, что там действительно не расстройство желудка, не странная утренняя тошнота, не гормональное расстройство. Там человек. И теперь все будет иначе. В любом случае.
– А как он вообще? – спрашивал Костя, нервно покусывая ногти. Я изумленно смотрела, как аккуратист Костя грызет ногти, не замечая ничего вокруг. Он увязался за мной не только в консультацию, но и в кабинет, где стоял монитор.
– А вот, смотрите сами! – добродушно улыбалась врач. Ей явно не впервой было наблюдать бьющихся в истерике папаш.
– Что? Что смотреть? Я ничего не вижу! Его там нет? – бился в конвульсиях мой благоверный.
– Никуда он не денется. Бежать ему некуда, – смеялась я. Было дико приятно чувствовать себя центром всеобщего внимания и всеобщего волнения. Ни с чем не сравнимое чувство, когда ты просто лежишь с намазанным липкой дрянью животом, а все прыгают вокруг тебя, прыгают. Машут опахалом, машут. Впрочем нет. Опахала-то у нас как раз и не оказалось.
– Вот. Видите, носик?
– Носик! – ахнул Константин так, словно наличие у ребенка носика делало его избранным.
– А вот ручка, – продолжала докторша.
– У него все в порядке?
– Конечно! Все прекрасно. Пальчики все на месте, губка в порядке. Крупный мальчишка. По сроку восемнадцать, а по ножке все двадцать недель, – «порадовала» нас медицина.
– А почему? – нахмурилась я.
– Да просто, богатырь. Мужчина, – вздохнула докторша, отключила аппаратуру и стерла салфеткой с моего живота (еще не слишком-то выпирающего) липкую дрянь. Но я все равно ощущала на себе ее остатки, словно бы меня перемазали в соплях, а потом попытались их соскрести. Костя восторженно вывел меня в коридор. А вот я его восторгов не разделяла. Меня вдруг все стало раздражать. Чем больше он рассказывал мне о том, как он счастлив, тем мрачнее становилась я. А Костю как с цепи сорвали. Все то, чего в нем никогда не было и чего мне так в нем недоставало, теперь хватало с лихвой. Я говорю про нежность, про заботу и внимание, про нежные поцелуи по утрам, взволнованное «как ты себя чувствуешь?» на ночь. Наверное, единственное, чего нам, видимо, не хватало все эти годы, чтобы по-настоящему сблизиться, так это как раз ребенка. Может быть, если бы он появился в свое время, не было бы всей этой дурацкой истории с Денисом и с нашей нелепой любовью. Однако что выросло – то выросло. В смысле, история с Денисом была, и теперь я с ужасом смотрела, как Костя целует мой живот. Меня не оставляла мысль, что, возможно, это ребенок Дениса. Именно из-за этого я чуть не расплакалась в коридоре УЗИста. Только чудом мне удалось сдержать слезы и доскакать до Дудиковой. Где я все-таки разревелась.