На том мы и порешили. Если уж не удалось договориться, значит, не судьба. Мне тридцать пять лет, каждый из которых отпечатался на моем не слишком красивом лице с чрезмерно длинным носом. Такой нос пристал только Барбаре Стрейзанд. Только ей он простителен, а на мне он смотрится, как ручной тормоз в паровозе. В общем, смотрится не очень. Пластический хирург по мне плачет. И на моих руках нет маникюра! Я врач, которому в любую минуту может прийти в голову покопаться в человеческих внутренностях. Нам не положен маникюр. И никто уже не сможет разбить мое сердце, поскольку это уже успел сделать Дима. Я вернулась к работе, постаравшись выкинуть из головы все мои удачные и неудачные романы.
– Можешь не ставить меня пару недель в смену к Большаковскому? – попросила я нашу Римму, старшего фельдшера. Она немного помахала головой, но пошла навстречу. И я каталась одна, к моему вящему удовольствию. То есть, по идее, я должна была быть недовольна, потому что одиночные фельдшерские бригады – это очень утомительно. Двенадцать часов катаешь с дневным водителем, и еще можно жить. Днем по улицам хоть люди ходят, даже на Сходненской подстанции. А вот ночные вызовы, следующие двенадцать часов смены, для одиночной бригады – сплошной экстрим. Хорошо, когда едешь на сердечный приступ или, еще лучше, на ОЖ[9]. Аппендицит или отравление, в любом случае, мне не придется всовывать больному трубки и в одиночку либо в лучшем случае с родными переть больного по лестнице до машины. А если ночной вызов звучит как «ножевое ранение в область солнечного сплетения»? Как думаете, может ли ждать там что-то хорошее девушку-фельдшера, работающую в одиночку? Это же стопроцентная пьяная драка с поножовщиной! То еще удовольствие, реанимировать дерущихся мужиков.
– Все лучше, чем объясняться с Большаковским, – успокаивала я себя, когда мне предстояло войти в очередной вонючий подъезд пятиэтажки, с выбитыми лампочками и битыми бутылками под лестницей. Действительно, меня тошнило при одной мысли о том, что придется объясняться, выяснять отношения, а может даже, не приведи Господи, он станет настаивать на продолжении нашей порочной связи. Уж чего-чего, а любви мне хотелось меньше всего. Так, в полной гармонии с самой собой и собственным одиночеством я откатала почти месяц, а в конце августа, когда на улице стояла страшная жара, от которой мне все время хотелось спать, со мной неожиданно случилось ЧП. В тот день я каталась без обеда. Впрочем, как я уже говорила, при нашей работе в этом нет ничего удивительного.