Дети галактики, или Чепуха на постном масле (Вильмонт) - страница 13
Нарезать тоненько батон и каждый кусочек разрезать еще пополам. Смазать маслом и обмакнуть в натертый сыр, чтобы он как следует прилип к хлебу. Выложить на противень и поставить в нагретую духовку. Минут десять-пятнадцать, и сухарики готовы. К бульону нет ничего вкуснее, особенно, когда с пылу с жару! Можно это подавать и к кофе. А еще есть вариант к чаю: все то же самое, но на хлеб с маслом кладется еще тонкий кружок яблока, лучше антоновки, а сверху опять-таки сыр. Попробуйте, это совсем просто!6
И уж коль скоро речь зашла о сыре, приведу тут еще один мамин рецепт под названием «венгерский сырок». Превосходная штука!
Берем творог, грамм триста, разминаем его вилкой или дырчатой толкушкой для пюре, мелко режем зеленый лук, высыпаем в творог, добавляем туда горстку сухого тмина и две столовые ложки сметаны. Солим, перчим и хорошенько перемешиваем! Зеленый лук и тмин кладем по вкусу. Первый раз попробуйте начать понемножку, а дальше как вам понравится! Сырок можно мазать на хлеб, можно набить им помидор, или цветной перец, вариантов масса.7
Я партию не видела…
Как-то утром мама сказала мне: «После школы иди прямо к бабушке, к нам не ходи!».
– Почему? – крайне удивилась я.
Мама на мгновение замялась, а потом со вздохом проговорила:
– Понимаешь, к нам придет один человек… Он только что вышел из тюрьмы…
У меня глаза полезли на лоб! Как это?
– Его посадили… по ложному обвинению, он только что вернулся в Москву, ему, наверное, тяжело будет тебя видеть, у него сын твоего возраста, но не в Москве, а в Саратове… Ну, ты же умная девочка, ты поймешь.
Сказать по правде, я ничего не поняла! Как это посадили зря? Что это значит? Хотя какие-то смутные разговоры я уже слышала.
Все началось еще в прошлом году, в городе Пярну, где мы отдыхали летом. Наша хозяйка Софья Яновна Работала в книжном магазине, родители с ней подружились, она была интеллигентной женщиной и называла меня «Катюшей Масловой» из-за легкого косоглазия. Так вот Софья Яновна в один прекрасный день, вернувшись с работы, сразу побежала к родителям и сообщила драматическим шепотом, что им велено было снять все портреты Берии и спрятать пока в подвал! А осенью в Москве я уже с приятелями во дворе распевала: «Берия, Берия, вышел из доверия, а товарищ Маленков надавал ему пинков!».
Спустя три года, после двадцатого съезда, помню, папа шутил:
– А что же теперь будут петь девчонки? Раньше было понятно: «Я маленькая девочка, играю и пою, я Сталина не видела, но я его люблю!». А теперь, видимо, придется петь так: «Я маленькая девочка, играю и пою, я партию не видела, но я ее люблю!». И хотя так никто не пел, но любовь к невидимой партии вбивалась в наши мозги везде и всюду. Кроме семьи, разумеется! А первым человеком, пришедшим в нам после лагеря, был Борис Леонтьевич Сучков, впоследствии ставший директором Института мировой литературы, однако так никогда и не оправившийся от травмы. Вторым возвращенцем был Абель Исаакович Старцев, специалист по американской литературе. А потом их было уже много.