Дети галактики, или Чепуха на постном масле (Вильмонт) - страница 36

Наш дом располагался рядом с кинотеатром «Прогресс», где ныне находится театр Джигарханяна. Билеты, особенно на дневные сеансы, стоили какие-то копейки и я бегала на все фильмы, которые там шли. Мне было лет двенадцать, не больше, когда я попала на фильм «Все о Еве» с потрясающей Бэтт Дэвис. Он меня буквально ошеломил, я смотрела его раз пять подряд. Посмотрев его вновь не так уж давно, я пришла к выводу, что у меня в двенадцать лет был уже неплохой вкус. Еще одним потрясением, правда, совсем иного рода, стал фильм с Марио Ланца «Любимец Нового Орлеана». Его я тоже видела множество раз. Но все рекорды побил «Мистер Икс» с Георгом Отсом. Мы с мамой обе в него влюбились. У нас в доме было много его пластинок, мы ходили на все его концерты и гастрольные спектакли. А потом нередко ездили в Таллин, в театр «Эстония». Это был поразительный артист, обладавший не только фантастическим по тембру голосом, великолепной внешностью и обаянием, но и настоящим драматическим талантом. Ему были подвластны все жанры, от легчайшей оперетки до глубоко трагических оперных партий, таких как Рене в «Бале-маскараде», Яго в «Отелло», Риголетто. А какой это был Онегин! А Демон! А «Дон Жуан»! А «Джанни Скикки!» На московских гастролях театра «Эстония» в 1972 году, в ту страшную иссушающую жару, я видела Отса в роли Кола Брюньона в опере Кабалевского. Его танец, когда Кола борется с чумой, до сих пор стоит у меня перед глазами. Тогда же я впервые услышала Отса в мюзикле «Человек из Ламанчи». Несмотря на все мыслимые в Советское время регалии, по-настоящему этот великий, без преувеличения, артист не был достаточно оценен, ибо позволял себе петь эстрадные песни. Многие его по этому поводу не считали серьезным артистом. К сожалению, эта ханжеская точка зрения на легкие жанры сохраняется и по сей день, чего бы это ни касалось. Сколько презрительного фырканья я слышала по поводу, например, Владимира Спивакова, который не всегда убийственно серьезен за пультом. Таких примеров множество. Но речь не о том.

В самом начале шестидесятых родители наконец продали дачу в Пахре, у них попросту не было денег содержать этот дом в советских условиях. И сбагрив непосильную ношу, сняли на лето дом в местечке Высу в Эстонии. Помню, как-то ночью мама разбудила меня: «Помоги отодвинуть кровать, крыша протекла!».

Кровать была отодвинута, под течь поставлен таз. Мама улеглась и с наслаждением проговорила: «Какое счастье, что это съемный дом! Утром скажу хозяевам, что крыша течет и все!».

Мы жили на этой даче несколько лет, дом был большой и там у нас бывали самые разные гости. Однажды жила месяц и Нина Станиславовна Сухоцкая, о которой я писала выше, а в соседнем доме была снята комната для ее подруги Фаины Георгиевны Раневской, которая столоваться ходила к нам. Она была остроумна, в этом нет сомнений, бесконечно талантлива, и так же бесконечно одинока и несчастна. Все так, как пишут в многочисленных благостных воспоминаниях. Но у меня, шестнадцатилетней девочки, осталось от нее и другое впечатление. Она бывала чудовищно бестактна и деспотична, особенно в отношении Нины Станиславовны. И это чувствовали все в доме. Помню смешной случай. Фаина Георгиевна панически боялась мышей. В домах у эстонцев мышей не водилось, но наш кот Куке с восторгом охотился на полевок и, конечно же, с превеликой гордостью приносил в дом свои трофеи. Как-то после очередной бестактности Фаины Георгиевны, мы сидели на террасе за обедом и вдруг увидели, что к крыльцу бежит Куке с добычей в зубах. Обычно в таких случаях мы его гоняли, но тут по молчаливому согласию промолчали. Крику было! Может и нехорошо по отношению к великой артистке, но что сделаешь, так оно было! А в довершение всего Фаина Георгиевна сманила нашу домработницу. Правда, та выдержала каких-нибудь два месяца и вернулась к нам в слезах раскаяния. «Я думала, она такая знаменитая, а она меня за человека не считала!».