Командование кораблем перешло к Стивену Оуксу, который часто навещал капитана, желая узнать, не миновал ли кризис. Билли Тодд постоянно дежурил у каюты, с его лица не сходила тревога. Хотя корабль находился в надежных руках и никто из матросов не думал бунтовать, на борту воцарилась напряженная и тягостная атмосфера. Филипп изводился от беспокойства, старший рулевой то и дело расспрашивал мистера Оукса о здоровье капитана. Когда Серинис сталкивалась с ним, старший рулевой не упускал случая выразить свою преданность капитану и осведомиться о том, не идет ли дело на поправку. Он предложил помощь, но Серинис вежливо отказалась, заверив, что самой лучшей помощью с его стороны будет управление кораблем.
Серинис приходилось почти силой вливать мужу в рот воду или бульон. Когда он пытался отвернуться, Серинис не упускала случая повторить его собственные слова: «Капитан Бирмингем, вы стали худым, как скелет кошки. Немедленно пейте!»
Смущение, которое она некогда испытывала при виде его обнаженного тела, исчезло: слишком часто Серинис приходилось обмывать мужа и помогать ему справлять естественные надобности. Она по-прежнему оставалась девственницей, но лишилась наивности и привыкла прикасаться к телу мужа, не краснея и не испытывая ни малейшего стыда. Несмотря на болезнь, ее прикосновения вызывали у Бо более чем бурную реакцию. Он был слишком слаб, чтобы подниматься в постели, поэтому Серинис подносила ему ночную посудину и с проворством опытной сиделки уносила ее, оставляя за дверью.
— Мне мог бы помочь юнга, — заявил однажды Бо, стыдясь своей слабости.
Улыбнувшись ему, Серинис ласково объяснила:
— Я поклялась заботиться о вас в болезни и в здравии, дорогой.
— Вы решили окончательно измучить меня? — простонал Бо.
— Ни в коем случае, дорогой. Я хочу позаботиться о вас — мне не хочется остаться вдовой через месяц после свадьбы, — пошутила Серинис, ополаскивая руки.
— Жаль, что вам пришлось видеть меня таким, — произнес он, щупая заросшие щетиной щеки. Дело обстояло отнюдь не плохо: Серинис уже научилась брить его. Но болезнь утомила Бо, а неусыпные заботы Серинис смущали его.
Она вернулась к кровати и разложила чистые простыни, готовясь перестелить постель.
— Мы поменялись ролями — разве это не справедливо, капитан?
Бо нахмурился:
— Вы нарочно дразните меня, зная, что я слишком слаб и не могу ответить.
Серинис прищурилась:
— А что бы вы предприняли, будь у вас побольше сил, сэр?
Если бы Бо не мешали подложенные под голову высокие подушки, он опустил бы голову. Несмотря на неполную ясность мыслей, он уловил в словах Серинис недвусмысленное приглашение.