Когда она уже заканчивала оправлять постель, в коридоре послышались легкие шаги Билли. Серинис заметалась, не зная, куда спрятать грязное белье, и наконец остановила выбор на сундуке, в котором обычно хранился плащ Бо. Серинис рассудила, что шторма им больше не грозят, следовательно, и плащ не понадобится. Свернув простыню и ночную рубашку, она засунула их в глубь сундука и едва успела задвинуть засов на двери, прежде чем Билли постучал и спросил, не нужна ли его помощь.
— Капитану стало легче, Билли, — отозвалась Серинис через дверь. — Дело идет на поправку, так что не волнуйся и ложись спать.
Приглушенный возглас не оставил у Серинис сомнений в том, что новость обрадовала юнгу.
Бо возобновил командование «Смельчаком» с рвением, окончательно убедившим всю команду в том, что он полностью оправился от болезни. Серинис давно перестала тешить себя надеждой, будто он помнит их близость. Пробудившись после кризиса и обнаружив Серинис в каюте, да еще в своей постели, Бо вновь прибег к ухищрениям молодожена, стремящегося уговорить девственницу жену изведать с ним радости супружества. Осыпая ее настойчивыми поцелуями, он обещал быть нежным и уверял, что, как только первая боль утихнет, она испытает наслаждение. Продолжая умолять, он словно невзначай развязал тесемки ворота ее ночной рубашки, и Серинис стало совершенно ясно, что Бо выздоровел и ничуть не утратил прежний пыл. Его льстивые речи пробудили в ней уже знакомое желание. Но мысль о том, что Бо по-прежнему считает ее девственницей, так разозлила Серинис, что она в порыве гнева запустила в него подушкой.
Бо выплыл из мрачной пучины сновидений и вступил во владения реальности, испытывая странную легкость, не похожую на прежние ощущения. Почти сразу он понял, что был болен, и, очевидно, болезнь оказалась длительной и серьезной, поэтому непреходящее чувство удовлетворения еще сильнее озадачило его. Он понятия не имел, откуда оно взялось: события прошлых дней не остались в его памяти. И все же за это время произошло нечто важное, и по какой-то туманной причине это событие было связано с Серинис. Ему вспоминалось, как жена ухаживала за ним, как прижималась к нему в постели, согревая своим телом. По крайней мере в этом он был уверен. Но обрывки гораздо более чувственных впечатлений то и дело всплывали в памяти и казались удивительно реальными. Однако связать их никак не удавалось, и Бо наконец смирился с тем, что это было всего лишь видение. Разве можно поверить в то, что его юная жена сидела на корточках перед кроватью в сползающей с плеча ночной рубашке, не пытаясь прикрыть манящие розоватые холмы, на которых играл отблеск лампы? Ему наверняка почудилось ее сбивчивое дыхание на пути к вершине наслаждения. В поведении Серинис ничто не изменилось. Напротив, она стала еще упорнее избегать его прикосновений: стоило ему потянуть за тесемку у ворота ночной рубашки и распахнуть его, как она швырнула в него подушкой. Тонкая наволочка лопнула, и пух разлетелся по всей каюте, забиваясь в носы и рты. Серинис испуганно ахнула.