— Вон там мы делаем мебель, — объяснил Гейдж, указав на строение. — А в большом сарае за мастерской храним дерево — в том числе и для строительства корабля.
— Па-па! — послышатся из дома испуганный крик Эндрю.
— Иду, Энди, — громко отозвался Гейдж и вытащил из колодца кувшин с молоком. Придержав дверь, он пропустил Шимейн вперед, успев оглядеть ее грудь, прикрытую тонкой тканью, а затем наблюдая, как колышутся при ходьбе ее юбки. Вернувшись к столу, Гейдж поставил кувшин и застыл у скамьи. Прошла целая минута, прежде чем Шимейн поняла: он ждет, когда она сядет. В ответ на вопросительный взгляд Шимейн Гейдж приглашающим жестом указал ей на скамью.
— Здесь мы едим все вместе, Шимейн. И я, и все, кто войдет в дом, будут относиться к вам как к члену семьи.
Опустившись на отполированное сиденье, Шимейн покорным жестом сложила ладони на коленях и с благодарностью прошептала:
— Спасибо вам, мистер Торнтон.
— Гейдж. Меня зовут Гейдж, — поправил он, садясь напротив, но по-прежнему не решаясь смотреть в глаза Шимейн — из страха пробудить желания, которые так долго сдерживал. Прежде он никогда не держал рабов, тем более рабынь, и хотя он слышал, что часто хозяева пренебрегают запрещением насиловать и бить слуг, ему не хотелось следовать их примеру. — Так меня зовут все. И вы должны звать меня по имени. А обращение «мистер Торнтон» я не терплю… кроме как из уст недругов.
С отчаянием чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, Шимейн робко кивнула, не поднимая головы.
— Как вам будет угодно… Гейдж.
Он протянул ей тарелку с лепешками:
— А теперь поешьте, Шимейн. На мой взгляд, вы слишком исхудали.
— Слушаюсь, сэр.
Эндрю с любопытством прислушивался к разговору взрослых, переводя взгляд с одного на другого, а затем пригнулся к столу и снизу вверх заглянул в лицо Шимейн. Заметив, что малыш наблюдает за ней, она поспешно сморгнула слезы с ресниц и улыбнулась ему. Эндрю удивленно уставился на отца.
— Папа, Шимейн плачет!
Шимейн беспомощно подняла голову, чувствуя, как по лицу стекают слезы, и встретилась с испытующим взглядом Гейджа. Вспоминая, как решительно она пресекала попытки Моррисы и Гертруды унизить ее, Шимейн не могла поверить, что расплакалась при самом незначительном проявлении людской доброты.
— Прошу прощения, мистер Торн… — Она осеклась, чувствуя, что окончательно потеряет самообладание, если назовет его по имени. — Я… не ожидала подобного отношения. Прошло уже больше четырех месяцев с тех пор, как я в последний раз слышала добрые слова, видела, как джентльмен открывает передо мной дверь или стоя ждет, когда я сяду. Мне очень стыдно за эти слезы, сэр… но я ничего не могу с собой поделать.