* * *
Так продолжалось две недели, пока Толстищев не приказал Зельцеру съезжать из номеров Егорова и переселиться в дом Корчагина, что в Успенском переулке. Это было нужно для дела. По словам Толстищева, в этом доме жил «богатый пассажир», квартиру которого можно было «хорошо почистить»: Толстищев предполагал, что там можно будет взять тысяч на двадцать денег и ценностей. Оставив за собой комнату в номерах Егорова, Зельцер перебрался в Успенский переулок. На эту квартиру Толстищев уже не ходил, боясь «засветиться». Для свиданий сыщик-оборотень и вор оговорили время между шестью и семью часами в уже известном нам трактире Московского на Сретенке. Почти при первой же их встрече там Зельцер объявил, что «поднять это дело не сможет»: клиент был человек опытный. Крепкая дверь его квартиры была снабжена хитрыми и надёжными запорами, и отмычкой взять их было очень трудно. Ломать же замки не представлялось возможным из-за того, что квартира выходила в большой людный коридор. Можно было зайти в квартиру, если открывал сам хозяин, но тогда его надо было «мочить», а ни вор Исайка, ни сыщик Толстищев «мокрушничать» не желали, не их это была «специальность».
Плюнув на это дело, решили подыскать другое. Толстищев стал узнавать, не требуется ли в хороший дом слуга? И в конторе Гаврилиной, где только что побывал Неронов, ему сказали: требуется. С этого все и закрутилось. Устроившись в дом Неронова, Зельцер, до того находившийся на содержании Толстищева, вышел из-под его контроля. Виделись они только раз, случайно столкнувшись в театре, куда Зельцер сопровождал своего хозяина в качестве лакея. Заметив сыщика, он сделал ему тайный воровской знак: «Не подходи!»
* * *
Толстищев, не выдержав, стал кричать, что Зельцер все врёт и оговаривает его. И Толстищева отпустили, но стали за ним следить, подозревая, что хотя бы часть рассказанного Зельцером об их «сотрудничестве» — правда.
Пристав Серпуховской части Ребров, будучи не менее Замайского известен в Москве как ловкий сыщик, повёл своё расследование этого дела. Его людям удалось выяснить, что в доме Корчагина действительно жил человек, у которого водились деньги: отставной штабс-капитан Гринченко. Его комнаты выходили в тот же коридор, что и комната, снятая Зельцером. Отставной офицер занимался денежными операциями и держал у себя на дому крупные суммы. Дверь его квартиры действительно была снабжена сложной системой запоров, которая в точности походила на описанную Зельцером. Гольдштейн сознался, что снабдил Исайку инструментами взлома — тот пришёл к нему накануне кражи, когда у того собралась компания. Они ушли в соседнюю комнату, и Хука отдал ему долото и два бурава. Зельцер пожаловался ему, что подобрать ключи к замкам Неронова не удалось. Гольдштейн отрицал, что он «навёл» Зельцера на квартиру, но свой рассказ об обстановке в доме Неронова в присутствии Толстищева, когда они как-то раз пили на квартире Лессельроде, он припомнил.