Все это Иван Дмитриевич и высказал Хотеку. Тот поначалу криво усмехался, напомнив Шувалову про больницу для умалишенных, спрашивал, понимает ли господин Путилин, кого оскорбляет в лице полномочного посла Австро-Венгерской империи; потом стал кричать, ругаться по-русски и по-немецки, рваться к выходу, замахнулся на Ивана Дмитриевича тростью, но после того, как поручик трость у него отобрал, сразу как-то съежился, присмирел.
– Признайтесь, ведь ваш почерк, – мягко сказал Иван Дмитриевич.
Хотек, не владея собой, сделал еще одну попытку схватить письмо, тоже безуспешную.
Пудра слиплась чешуйками на его влажном от пота лице. Как у золотушного младенца, шелушились лоб, щеки, подбородок. Пошатываясь, он добрел до дивана. Сел. Язык ему не повиновался, шепелявое бульканье вырывалось изо рта.
– Ваше сиятельство, – обратился Иван Дмитриевич к Шувалову, – вам понадобится моя помощь при составлении доклада государю?
– А? – очнулся тот.
– Или уж сами напишете?
– Ох-хо! – радостно взревел Шувалов, его вдруг прорвало мужицким корявым ликованьем. Бездна выворотилась наизнанку, вздулась горой, он стоял на ее вершине, глядя на Хотека сверху вниз. – В Европе-то узнают! А?
– Он это письмо писал! Он! – торжествовал Певцов. – Я его депешу на телеграфе видел. Один почерк, ваше сиятельство! – И подталкивал, подталкивал Ивана Дмитриевича плечиком, подмигивал: чего, дескать, не бывает, забудем, дружище…
Поручик от возбуждения приплясывал на месте, адъютант запрокинул голову, в горле у него плескалась серебряная водичка; Стрекалов и тот улыбался. Лишь его жена не присоединилась к общему веселью: суток не прошло, как в соседней комнате убили человека, пусть даже пустого человека, суетного, но ведь любила же его Стрекалова, любила!
– Как вам не стыдно! Замолчите! – вскрикнула она, зажимая уши.
Певцов хлопнул в ладоши:
– Внимание, господа! Внимание!
– Именем его величества всем приказываю молчать о том, что вы здесь узнали, – торжественно объявил Шувалов. – Это тайна, затрагивающая интересы Российской империи. Разгласившие ее будут арестованы по обвинению в государственной измене.
«Ага, – прикинул Иван Дмитриевич, – а ведь и в самом деле можно теперь шантажировать и Хотека, и даже императора Франца-Иосифа. Посол-убийца! Позор на всю Европу! Скандал… Только вот вопрос: польза-то будет России или только графу Шувалову? Или России в его лице? А заодно и Певцову в лице Шувалова?»
– А я всем расскажу, – бесстрашно заявила Стрекалова. – Пускай все знают! Делайте со мной что хотите.
Стрекалов поддержал жену:
– И я… Слышишь, Катя?