– Нет, но они же друг к другу не ходят! А мне не говорят! – возмущенно фыркнув, моментально сдала позиции Зина.
– Не знаю, – еще нежнее улыбнулась Наташа, – все хорошо.
– Не знаешь... А ты знаешь, что твоя мама заставила Деда ее прописать? В квартиру Берты Семеновны? В Машину вообще-то квартиру! А тебе-то тоже при таком раскладе квартирка досталась!
Наташа молча размешивала салат.
– По-моему, соли не хватает, – задумчиво отозвалась она. – Попробуйте вы.
– Тьфу, ну и партизанка ты, Наташка! – Зина засмеялась.
Ладно, и так все понятно – в квартире дело. И правильно, что Аня перестала со свекром и Аллочкой общаться. Кому понравится, когда твое законное отнимают. А что не сказали Зине, и это понятно – не принято у Раевских такое обсуждать. Юра наверняка считает, что отец вправе поступать как хочет... нет, все-таки Юрка Раевский – святой. Попробовал бы у Зины кто-нибудь Гарикову квартиру отобрать!
– Боба, Маша, Нина, к столу! – крикнула Зинаида Яковлевна. – Гарик ждет.
Нина послушно поднялась и побрела к дому, а Маша, не поднимая головы, крикнула:
– Тетя Зина, пожа-алуйста, можно, еще немножко полежу! Не могу-у я...
Зинаида Яковлевна вытерла руки и взглянула в окно.
– А вот и Антон ваш приехал.
Маша как будто и не дремала полдня ленивой кошкой, рванулась на голос Антона, на ходу натягивая футболку, сипловато со сна затарахтела:
– Наконец-то, ты что так долго, ты же хотел приехать утренней электричкой, мы тебя ждем-ждем...
– Раечка, ты в этой футболке просто грудь на ножках! – улыбнулся Антон, и Маша мгновенно расцвела, губы кокетливо выпятила, заблестела глазами.
Случайно поймав Бобину напряженную гримасу, старший Любинский неодобрительно оглядел троицу – переминающуюся на тонких ногах Машу, Антона, подчеркнуто длинноногого и плечистого рядом с Бобой, не сводящего взгляда с Машиной торчащей под узкой футболкой груди.
– Почему ты его пригласил? – улучив момент, требовательно спросил он сына.
Боба пожал плечами.
– Почему? – наливаясь злобой, настаивал Любинский. – Маша тебе велела? А ты как баба...
Боба опасливо покосился на отца. Да, конечно, Маша хотела, чтобы они все дружили. Но это была не окончательная правда.
После того как они все вместе так долго почти взаперти просидели в Дедовой квартире, он и сам толком не мог определить их к Маше отношение. Не в том смысле, как они оба к ней относились, это как раз было очевидно, – он, Боба, Машу любил, и Антон тоже любил, потому что не любить ее невозможно. А в том смысле – кем они ей теперь приходились, ей и друг другу.