Раевские занимали весь третий этаж. Единственная на площадке квартира образовалась из двух соседних. Та, что слева, побольше, принадлежала Деду и Бабушке, справа, поменьше, – Юрию Сергеевичу с женой. В каждой имелся телефон, кухня, туалет и ванная. В «подквартиры» можно было войти с площадки, как в отдельные, а можно было попасть изнутри, – семьи соединялись, вернее, разделялись длинным, метров двадцать, коридором. Коридор много лет был перегорожен огромным шкафом. Между шкафом и стеной оставили небольшой зазор – такой, чтобы мог протиснуться ребенок. Маша росла, и шкаф постепенно отодвигали, увеличивали проход.
Квартира младших Раевских была очень удобна для приема гостей: две небольшие комнаты, родительская и Машина, а к кухне кишкой вился коридорчик, полностью отделяя жилую часть от гостевой. За кухней каморочка Юрия Сергеевича. Кухня была странная – полукруглая комнатка, отделенная стенкой от крошечного прилавка с плитой и раковиной. Получалась вроде бы кухня, а если не обращать внимания на плиту и раковину, – вроде бы гостиная. В семи с половиной метрах этой как бы гостиной загадочным образом помещалось столько людей, сколько приходило – десять так десять, пятнадцать так пятнадцать, двадцать так двадцать, сколько нужно хозяевам, столько и помещалось. Этим вечером за столом сидели вчетвером – Юрий Сергеевич с женой, дочерью и единственным пока гостем.
– Сегодня у нашей Машки замечательный день! – глуховатым голосом начал Юрий Сергеевич, машинально поправляя проводок от слухового аппарата.
Невысокий, уютно крепкий, с темными волнистыми волосами и уже заметной сединой, он был из тех людей, рядом с которыми сразу чувствуешь себя спокойно и безопасно. Юрий Сергеевич считался привлекательным мужчиной, даже красивым. Но красота его была не тревожного свойства, а той, что приятно любоваться в семейном кругу. Как-то по нему было видно, что красота его давно и прочно кому-то принадлежит. Слуховыми аппаратами он пользовался с молодости, только конструкции аппаратов время от времени улучшались, но к его уху всегда тянулся проводок. В молодости он неудачно нырнул. Последствием стала глухота, но не полная. Он был, что называется, слабослышащий. Он очень внимательно вглядывался в собеседника, чутко ловил его реакцию, низким голосом размеренно произносил слова. У собеседника создавалось впечатление, будто к нему проявляют максимум внимания. Так что недостаток слуха, дополнительно подчеркнув природную медлительность, лишь усилил природное обаяние.
– Анечка, ты, наверное, тоже хочешь сниматься в кино? – поддразнил жену Юрий Сергеевич.