Питерская принцесса (Колина) - страница 57

Володя Любинский, огромный, под метр девяносто, сразу заполнил собой весь полукруг семиметровой кухни-гостиной. Чуть не все окно заслонил. И куда ни глянь – всюду его живот, так Володи казалось много. Старший Любинский был так хорош своим мощным разворотом плеч и крепкими длинными ногами, что даже сильно выступающий живот как-то скрадывался и казался законной принадлежностью замечательно интересного мужчины. Почти лысый, но и лысый как-то особенно красиво, Володя, с его горбатым массивным носом, выдающимся вперед почти квадратным подбородком и глубоко посаженными темными глазами, излучал упрямую силу и безусловную мужественность. Юрий Сергеевич называл Володю «еврейским богатырем» и «последней надеждой нации». И действительно, на фоне городского пейзажа, населяемого легкими и узкоплечими питерскими еврейскими интеллигентами известного типа «в очках и шляпе», огромный Володя Любинский смотрелся брутальным красавцем и «настоящим мужиком», подчеркнуто жестким и суровым. Володя всегда был немного зол и слегка грозен, легко впадал в ярость. Зине часто приходилось за мужа извиняться. «Мы на лицо ужасные, добрые внутри», – привычно оправдывалась она.

Старший Любинский полностью владел и правил своей семьей, разбрасывая во все стороны громы и молнии. Зина, невысокая, «полнопопая», как говорил муж, с черными, до узких плеч распущенными волосами и нервным лицом, делала в его отсутствие все, что хотела. А при нем то же самое, только тихонечко.

– Какая же Машка у нас талантливая! И стихи пишет, и рисует, а теперь еще и актриса!

Зина успевала и восхищаться, и изящными движениями маленьких рук подправлять на свой вкус накрытый стол. Обе они, и Зина, и Аллочка, с удовольствием осуществляли свое право суетиться по хозяйству на кухне Раевских.

– Маша молодец, – улыбаясь немного искусственной улыбкой, подтвердила Аллочка.

Окинув хозяйским взором стол, она еще раз переставила за Зиной тарелки и водрузила в центр стола блюдо с «Наполеоном». «Наполеон» был Аллочкиной гордостью. Она приносила его на все торжества и требовала детального обсуждения. Ругать «Наполеон» тоже разрешалось. Главное – подробно и участливо.

– Сегодня проложила коржи вишневым вареньем. Попробуете и скажете, лучше так или со смородиновым. Хотя в прошлый раз было кисловато. А может, вообще с одним кремом делать?

– Мама, ну что ты вечно со своим «Наполеоном», – нежным голоском отозвалась Наташа.

Алеша Васильев предметами советского богатства не разжился. Изредка покупал антикварные мелочи, но машина у него была старенькая, а в даче он и вовсе не нуждался. При нем семья жила прекрасно, обеспеченно и мило. Без роскошеств, но – покупали что хотели, отдыхали где хотели, то в Крыму, то в Прибалтике, даже в Болгарию съездили. Когда он умер, оказалось, что особенно ничего и нет. Во всяком случае, для того, чтобы вдова и дочь продолжали безбедно существовать. Квартира в центре, но всего лишь двухкомнатная, к тому же во втором, проходном между Желябова и Мойкой дворе, приличная, но не роскошная. Можно кое-что продать, но ведь это означает вынести из дома. Так неприятно! Аллочка, серая мышка с трагическими морщинами на незначительном лице, при муже не работала. Теперь она удивленно говорила: «У нас с Наташей настоящая потеря кормильца, прямо как в прежние времена!»