Обернулись: белая женщина бежит с буруна вниз по склону, машет руками. Высокая белая женщина, почти нагая, - только грудь да бедра прикрыты каким-то отрепьем. Бежит, утопая в песке, задыхаясь, и зовет рвущимся голосом:
- Русь!
Остановились, зашумели.
Из-за буруна выскочил всадник косматый, нагнал, нагнулся, схватил за желтые волосы, кинул ее поперек седла - и ускакал за бурун.
В ушах пленных, под ударами бичей снова тронувшихся в путь, еще долго звучал зов белой женщины:
- Русь!
И пошли по толпе разговоры!
- Как она учуяла нас?
- Родная кровь…
- От тех пастухов, наверно, прослышала…
- Ишь, куда бедняжку занесло.
- Нас, может, и подале занесет.
- Бедная Русь, - вздохнул Карась. - Доколе ей одиноко кричать на буграх?
- Как ей быть, коли хазары весь белый свет заслонили.
- Ох, этих бы хазар!…
- Плетью обух не перешибешь.
- Ничего. Вот Киев окрепнет, возьмет всю Русь под руку свою, - к тому дело шло, когда мы еще были дома, - посчитается он с хазарами.
- Давно бы надо. Не уберем хазар с пути, - заглохнем на тихих речках своих.
Немало слышали дома смерды о вечных дрязгах между князьями, о растущем, крепнущем Киеве. И если б знали тогда то, что знают теперь, не стояли б от этих дрязг в стороне, взяли б князей за крикливые глотки, заставили б их не о чести пустой лечись, не о женах своих, полях да хоромах, - о смердах, о всей Руси, о всем поднепровском славянстве.
Эх, не думали тогда про это… Думал Калгаст - и голову сложил. Не уберегли, волхва испугались.
Где он, волхв Доброжир?
Где его мощь?
Это дома, средь людей тупых, покорных, он может распинаться так и этак, и ему верят, - а вытащи его сюда, под солнце, под ветер и звезды, в степь, обрызганную кровью человечьей, сразу станет видно, что волхв со всей его хваленой мудростью не стоит и плевка.
Поздновато догадались…
Дома, в своих землянках, будто в колодце сидели и видели вместо неба над головою серый пасмурный круг, в котором, к тому же еще, мельтешил, загораживая свет, вонючий волхв. А теперь - будто на гору взобрались, и открылся им ясный простор. Вот как выходит: чем дале уходишь от родной земли, тем боле она виднее.
Не в пример веселому крепышу Алп-Ильтувару, хазарский каган - человек угрюмый, желчный, хворый. Но, пожалуй, хворь точит его не столь изнутри, сколь снаружи - язвой тревожных вестей с окраин государства.
И главная хворь - Русь и «покорные богу».
Киев… Какой еще Киев? Не слыхали раньше о городе таком. Откуда он взялся? Ну, с ним крупный спор еще впереди. А пока - надо устроить осенью большой набег, припугнуть его, данью обложить, пусть торчит до времени за спиною хазар, - он опасен, но еще не смертельно.